apraxis, kreatiffchik, KoshcaIrk
ИВАН АЛЬБУС ЕФРЕМОВ И ОРДЕН СОКОЛА
абсурдный роман в многочисленных смс
         
         Да, так начинался мой обычный день. Обычный день… Хотя давайте разберемся, что такое обычный день? 
         По— моему, как раз самые обычные дни могут скрывать в себе все самое радостное, горькое, ужасное…  да все что угодно!
         Разве вы когда— нибудь слышали: “Это произошло в самый необычный день”?. Нет…обычные дни опасны!
         Бойтесь обычных дней…
         Рубен Григорян, «Нити»
    Смс 1. Запой
                                                                       
                                                                       
         ... На шкафу у психотерапевта Ефремова стоял разноцветный макет ДНК и огромное чучело сокола пустельги на растопыренных ногах с распростертыми крыльями. По ошибке таксидермиста, чучело было закреплено на подставке неотцентрованным и  потому периодически падало при малейшем качании шкафа с полуоборванной дверцей. Пустельга, клюнув разинутым засушенным клювом в горбик генетической молекулы, с мягким тухом заваливалась на бок. Генетическая цепочка рассыпалась со звоном.
         —  Абанамат! —  со вздохом рявкал Ефремов и кряхтя выкарабкивался из— за стола подымать упавшую птицу. Он работал на Юго— Западе Москвы, где в своё время магов было гораздо больше, чем улиц с именами академиков; сырцовая магия практически сквозила в каждом кубическом сантиметре воздуха и периодически искрила на кончиках его усов и бороды а— ля недельная щетина.
         Пациенты, особенно женского полу, всегда улыбались улыбчатому доктору и называли кудесником, однако Ефремов никакого волшебства не выказывал.
          Разве что была у него свирель, подаренная его деду— грузину в приданое к  бабушке, грузинской армяннке Цахик Карапетовне. Естественно же, это был дудук, который Иван Львович ежеутренне расчехлял из сумки— баула, и после двадцатиминутного чаепития минут же пятнадцать высвистывал плач сокола.
         —  Во, соловей, заливается! —  причитала Регистратура этажом ниже, а в кабинете по соседству, доктор Елена Аркадьевна отмечала весьма и весьма позитивное суггестивное влияние на присутствующих клиентов.
          Иван же Львович никакого влияния не отмечал ни на кого, кроме мышей, иногда забегавших в его кабинет. Стоило ему начать свист, балдеющая от звука дудки хвостатая тварь самозабвенно взбиралась по стене за спиной врача и даже умудрялась заползти на потолок, откуда потом с писком срывалась, орошая лысину и плечи врача брызгами и какашками величиной с виноградную косточку.
         ...Ефремов наглаживал черный брюки, и прислушивался к звенящей тишине коридора. Метрах в трёх, на уродливом обшарпанном столе, покоился не менее уродливый совковый телефон. С минуту на минуту он должен был противно и требовательно зазвенеть. Ефремов ждал звонка от своего бывшего однокашника и приятеля Джека (от рождения тот был попросту Женькой), единственного, кто о нём вспоминал, минуя профессиональную деятельность. Эта самая профессиональная деятельность уже порядком достала Ефремова. Будни были однообразны, да новых больных уже давно не появлялось. Длинный коридор, который должен был быть освящен лампами дневного света, освещался пятью обычными лампочками, покрытыми толстым слоем пыли. По обе стороны коридора тянулись обшарпанные двери со слезшей белой краской. Половина помещений пустовала, а в другой томились от скуки разнообразные психологи, психотерапевты и логопед. На первом же этаже базировался кабинет невролога, физиотерапия и дантист, напротив томившиеся от бесконечного хоровода постоянных клиентов. Единственная польза от соседства с дантистом и физиотерапевтом — это неограниченные резервы спирта, выписывавшиеся заместителем главврача в достойных количествах.
         В кабинете Ефремова, бережливо накрытый вязаной салфеткой, на комоде с тремя ножками громоздился телевизор «Рубин», который Ефремов так ни разу и не включал. У противоположной стены был разложенный диван, а в углу стоял огромный письменный стол, заваленный грудой бумаг, остатками завтраков двухмесячной давности, вокруг которого громоздились пустые пакеты из— под кефира. Ещё в этом кабинете была самая большая сокровищница Ефремова – его библиотека. Сотни книг, рассортированные по жанрам и направлениям, покоились на  дубовых полках. Ефремов своей библиотекой дорожил, поскольку собирал её всеми правдами и неправдами. Книги притаскивали пациенты, коллеги, какие книги Ефремов покупал сам, а какие брал почитать, да забывал почему— то отдавать.
         Ефремов встряхнул брюки и бережно положил их на диван. Посмотрев с грустью на коробку с медицинским спиртом, Ефремов принялся измерять широкими шагами комнату. Таким образом он готовился к запою. Что— что, а толк в запоях Ефремов знал ещё со студенческих лет. Запой, как считал Ефремов, —  это  своя философия, которой невозможно проникнуться без литра— другого медицинского спирта. Запой должен быть красивым и жестким, таким он обычно у Ефремова и бывал. Помочь в том, чтобы запой был как можно более красивым, жестким и запоминающимся – должен был Джек, звонка которого Ефремов и дожидался. К запою уже было подготовлено изрядное количество спирта, две коробки шпрот, коробка тушенки, несколько буханок хлеба, отутюженные брюки и белоснежный медицинский халат – всё остальное должен был привезти Джек.
         Джек по своей природе относился к коммерсантам средней руки, которые не видели свой бизнес без укрытия налогов, зажатия зарплаты и вечных кредитов. Для конторы Джека, персонал Ефремов подбирал собственноручно. Персонал пестрил шизофрениками (которые вечно паслись около Ивана табунами, слезно умоляяя не отравлять из в больницу), которые строили такие финансовые схемы, которые здоровому человеку не снились даже в самых кошмарных снах. Не могла контора Джека обходиться и без истериков, которые в конце каждого месяца навещали налоговую. После их визита ни о каких проверках не могло быть и речи, никто не хотел связываться с психами, которых набирал сам Ефремов, а толк в психах Ефремов знал. В конторе у Джека даже была своя служба безопасности, состоящая в основном из истериков— психопатов, наверно поэтому контору Джека практически не навещали люди из пожарной охраны и ЖЭКа. Бизнес однокашника Ефремова шёл в гору, приближались долгожданные выходные, а за ними ещё какие— то праздники, потому Джеком и Ефремовым было принято единогласное решение – нужно уходить в запой. Запой решено было устроить у Ефремова. Его заваленная хламом комната, как нельзя лучше подходила для жесткого запоя.  
         Вообще— то у Ивана была вполне комфортабельная двушка за кольцевой дорогой в Тропарево, которую он занимал с женой и дочерью.  Однако жена вела весьма фривольный образ жизни, и домашнему уюту это не способствовало, а посему Ефремову часто было приятно переночевать у себя в кабинете, благо что он был заведующим отделением и опечатывал двери самостоятельно.
         Наконец раздалась противная телефонная трель. Ефремов в два прыжка подсокчил до уродливого стола и поднял трубку аппарата:
         — Внимательно… —  Как можно спокойнее произнёс Ефремов.
         — Вано! – Прокричал Джек, пытаясь подавить гул толпы, —  Я в супермаркете! Какое вино, на твой взгляд, самое дерьмовое?
         — «Токай», конечно! – Толк в вине, как и в запоях, Ефремов знал.
         — Здесь такого нет, как быть? – Разочаровался Джек.
         — Ты бы его в «Метрополе» ещё заказал. Ясень пень в супермаркете такого не продают, дерьмовое вино следует искать в дерьмовых магазинах, —  Мудро выдал Ефремов и продолжил ликбез, —  Поищи магазин попроще, там «Токая» завались.
         — Попробую, —  Досадно проскрипел Джек и спросил, —  Ты готов?
         — Давно уже готов! Ты— то сам скоро будешь?
         — Минут через пол часа примерно, —  Невозмутимо выдал Джек.
         — Добро, жду тебя на проходной через пол часа…
         Ефремов положил трубку и засёк на наручных часах тридцать минут. До запоя оставались считанные минуты…
         …Но минут через десять распахнулась дверь и на пороге нарисовался лыбящийся Гера Соболевский, известный задрот и нудачник, из тех которые вечно толклись у Ефремова на коллективных психологических тренингах. Инженер, чокнувшийся над неудавшейся кандидатской диссертацией, он был просто одержим Интернетом, а также всяческими техническими новшествами. По оставшейся с аспирантуры привычке, он тщательно разрабатывал любой вопрос и неизбежно догуглился до упоминания о ивановой бабушке, а посему просто забредил армянами и грузинами. По иронии судьбы он даже подружился с парнем, у которого он, Иван, преподавал в медучилище.
         Ефермов, внутренне морщась от такого неуместного визита, распростер приветсвенные объятия и возгласил красивым баритоном с легким кавказским акцентом:
         – Ну здравствуй, дружок. С чем пожаловал?
         – Иван Львович, я только на минуточку, проездом. Вот, заскочил поздравить вас с Новым Годом.
         “Бедный Герка, — подумал Иван — Ехать ему до меня полтора часа, сейчас завязнет, будет битый час херню городить.”
         — Ну проходи, коли пришел, — гостеприимничал Иван, лихорадочно соображая, как бы выставить непрошенного гостя. — С чем пожаловал?
         — Вот, с подарочком, – Герка, корячась и закрывая дверь, выудил из полиэстрового портфеля какую— то коробочку в блестящей обертке. — Мы с вашим Гургеном скинулись, прикупили.
         Ефремов добродушно принял сверток, размашисто распотрошил клеенчатую фольгу, расковырял крышку, обрывая  неудобные картонные хлястики, и увидел черненый пластик мобилы на пузырчатой целлофановой пеленочке. Sony Ericsson k790i.
         — Да ты охерел, друг мой, это же 16 тыщ, тебе что, зарплату некуда девать?
         — Да вы мне как— то так, пустяковую услугу оказали, жизнь спасли… – засмущался Соболевский и маловразумительно залепетал: — У вас же что ни месяц, то новый мобильник…. ломаете… теряете… съедаете… Это вам вместо компьютера… то есть к домашнему компьютеру…
         — Да на чёрта мне такое добро, если я в компьютерах профан…
         — Ну вот, просвещайтесь… книжки будете читать, музыку слушать… фотоаппарат опять же… – Гера топтался между дверью и креслом, и щипал себя за бородку.
         Ефремов поторопил
         —Ну спасибо, спасибо… люблю тебя, Герка. Всегда от души, с изыском. –– Он проследил за озорным геркиным взглядом, блуждающим по дивану. — Не обессудь, у нас тут, дружок, торжественное заседание… предновогоднее… 
         Аккуратно поставив коробок с мобильником на стол, Ефремов с сожалением прошествовал к запасам и извлек из ящика флакон спирта:
         — На, стопочку пропусти за мое здровье. Только смотри, ладно?… — отечески напутствовал он молодого человека. 
         Герман взял флакон, потоптался еще, засовыввая его в карман портфеля, и с плохо скрываемым огорчением убрел, так и не похвалившись до конца возможностями подарка.
         Германа Ефремов немного недолюбливал, хотя и считал его одним из самых адекватных людей на своих тренингах. Ефремов бережно положил коробку с мобильником на одну из книжных полок и посмотрел на время. Самое оно, нужно идти встречать Джека. 
         На улице шёл мелкий колючий снежок. Совсем не новогодний. Казалось, что праздники ещё далеко, а сейчас – обычные зимние будни. Ефремов дошёл до проходной и не заходя к охранникам, встал около входа. Минут через пять подкатило такси. За тонированным стеклом была видна какая— то суета. Мгновение спустя Джек вылез из машины, следом появились большие желтые пакеты. Ухватив пакеты поудобней, Джек засеменил к проходной. Охранники заметно напряглись, но видя, что Ефремов пошёл навстречу холёному мужику, выпорхнувшему из такси, расслабились и потеряли к ним всякий интерес.  
         Всю дорогу от проходной до корпуса Джек рассказывал Ефремову о своих проблемах, радостях и жизни вообще. Ефремова всё это не очень— то интересовало. Всё, что пытался поведать ему Джек – он знал наперёд, ничего нового тот не рассказывал, никогда. Ефремов думал о Гургене. Как— то не правильно получалось. В планах у Ефремова было пригласить на всеобщую попойку и Гургена, но тот уже как два дня не появлялся на территории больницы, и в морге его не было. Ему, конечно, можно было бы позвонить, но мобильник опять куда— то затерялся. А сейчас подарок Германа был кстати.  
         Пока Джек, не переставая балаболить, раскладывал на столе снедь, Ефремов натягивал отглаженные брюки и белоснежный халат – неизменные составляющие хорошего запоя. На столе появились флаконы со спиртом и бутылки с самым дерьмовым вином «Токай». Небольшие пиалки, заменяющие рюмки, наполнились до краёв. Джек и Ефремов выпили, наступила тишина. Джек наконец— то заткнулся и о чём— то задумался.  
         Пили в основном молча. Лишь изредка Джек издавал непонятное бормотание. Первый флакон ушёл как— то незаметно и тут Ефремов вспомнил о подарке и о том, что было бы неплохо позвонить Гургену.  
         — Джек, мне же тут подарок сделали…  
         — Опа, показывай, —  Джек заулыбался и добавил. – Надеюсь, что не побрякушки…  
         Ефремов достал с полки коробку с телефоном. Щелкнув крышкой корпуса, Ефремов увидел вставленную сим— карту и ещё раз мысленно поблагодарил Германа. Экран телефона засветился. Порывшись в телефонной книге, Ефремов улыбнулся уже записанным номерам Гургена и Германа. Всё было просто великолепно.  
         Нажав на кнопку вызова, Ефремов услышал мелодичный женский голос: «Абонент выключил телефон или находится вне зоны действия сети».  
         — Абанамат! – выругался Ефремов.  
         — Дай аппарат— то посмотреть, —  попросил Джек. – Мммм, неплохая вещь. Камера, плеер, всё путём!  
         — Да нахрена мне они? Всё равно ведь пользоваться не умею, —  Ответил Ефремов.  
         — Учись, всегда пригодится… 
         — Дай сюда! – Ефремов выхватил телефон из рук Джека и уставился на экран. – Ну и что мне с ним делать?.. 
         — Да сфоткай меня, что ли, – попросил Джек. Видя, что друг его мнется, начал диктовать каждое действие: – Вон ту черную крышку откинь, да кнопочку сбоку нажимай.
         Ванька как первоклассник выслушивал инструкции и неловкими лапищами ковырялся в телефоне. Телефон звякнул и щелкнул виртуальным затвором. На экране расползлась невероятная размазня, в которой только угадывался контур руки и плеча Джека. Еремов приставил телефон с изображением к репе Джека и критически оценил результат:
         — Что— то ты, кацо, на Первое мая не похож!
         — Какэм, на лифте с пересадкой! —  передразнил Джек, вспоминая единственную свою встречу с бабушкой Цахик, когда та уже была выжившей из ума каргой с угрожающей абрикосовой клюкой. 
         И тут над экраном телефона заклубились серебристые облака текучей вязкости, не пар и не жидкость. И Ефремов увидел над экраном двадцативосьмилетнего себя, Джеку, мать и Сусанну, с прекрасную с копной темно— каштановых волос... И тут на пороге появилась ворчливая Цахик:
         — Вуйме, ахчик, эта баквеци моет свои носки в моём колодце. Боз! Она  сделает мне большое зло, и нашему Вано тоже! *
         — Нет, Жека, ты только глянь, это же мы с тобой 20 лет назад! — Ефремов сунул экран в окосевшие глаза однокашника.
         — Ага, Грузия... А давай— ка мой нотик подключим, вспомним молодость? 
         Джек принёс с собой ноутбук, похвалиться видеодостоянием своих похождений, но внезапное воспоминание заинтересовало его куда больше.
         —  Слушай, Вано, а как это у тебя получилось? —  запоздало очухался Джек, инсталлируя программое обеспечение.
         —  Получилось что? —  не понял Ефремов.
         —  Да видео про Грузию. Ведь это было... Это ж 87— й год...
         Ефремов утрированно пожал плечами, столь же недоуменно округлив карие глаза:
         —  А я что, знаю? Может, оно так и надо?!
         Джел молчал с секунду, а потом набросился на Ефремова:
         — Ты что, козел, циклодола в спирт намешал? 
         Сползая с кресла, Ефремов почесал волосатую шею под водолазкой.
         — Да ты что, Джека, какой циклодол, я ж гол как сокол…
         — …Что, соколики, допились?! –– внезапно раздался зловещий каркающе— воркующий голос.
         Ефремов поскользнулся и совсем уполз под стол, задев торчащими коленями ножки. Легонький канцелярский столик со скрипом поехал с места. Пустельга на шкафу трагически накренилась, Ефремов же, несмотрая на шок, отреагировал быстро:
         — Чучело лови!
         — …Не надо меня ловить, — отозалась птица, поводя изящной головкой, кокетливо пощипала ребро крыла и снова захохотала: — Добро пожаловать в Орден Сокола!… — Да она… да она же бабушкиным голосом говорит! – в два выдоха промолвил Ефремов.
         
    Смс 2. Новый Ассамблеум
                                                                       
                                                                       
         …Герман и Гурген сидели в Новом Ассамблеуме. То ест Ассамблеум— то был старый, 702 й. Однако ныне сине— зеленая дыра была отелана по последнему слову поттерианской моды — в багрово— желтые тона Гриффиндора. Герман не выпускал из рук мобилы, подключенной по usb— кабелю к многофункциональной классной доске, и потихоньку колдовал на клавиатуре.
         Гурген бормотал, пересказывая больничные казусы. Дело в том, что молодой медбрат был вышвырнут из училищного общежития вместе с соседями за хулиганку. В принципе, набедокурили— то как раз русские из Краснодара, а расплачиваться пришлось ему, как лицу кавказской национальности. Всеми правдами и неправдами он взмолился перед своим учителем, который, упросив своего бывшего начальника, Виктора Ивановича Шишкина, поселил в психбольнице на цокольном этаже здания дореволюционной постройки, прм морге. Половина помещений пустовала, а в другой находились разные бытовки, небольшие склады с разнообразным барахлом и… комната Гургена. Так что Гурген был нарасхват в качестве ночного дежурного медбрата, а заодно и санитара— разнорабочего.
         —…Слущай, вырвалась Маринка— глухонемая, задрала халат, да дж!… пописает в дезифицированное ведро… и не присела даже… 
         — Погодь с дуркой, – перебил его Герман, не отрываясь следя за двумя экранами. Прибавил звук на мобиле: “…Да она… да она же бабушкиным голосом говорит!” заголосил оттуда отчетливо слышный баритон Ефремова. – Смотри, наш— то обормот заседает. Щас увидишь, их к нам в Ассамблеум засосет. Я этому олуху настроил прямой доступ по wap— интернету…
         Гурген тщательно перемешал флакон спирта с полулитром тархуна.
         — …Пусть бы еще и выпивку засосет. Очень мало. – Гурген бросил быстрый взгляд на экран: над новогодним запойным столом нарезала хищные круги пустельга. Показал пальцем: – Вот он… она… сейчас все засосет. Ты и ее программировал?
         — Не— а… Слышал же, это бабушка Ефремова. Вечно она мне пакостит, – забурчал Гера.  
          
         Из мобилы доносился скрежет и брань: Ефремов беспомощно сучил ногами, ещё сильнее сдвигая стол. Пустельга спикировала на шпроты, выхватила из банки штуки три и метнулась на шкаф, капая жирными потёками по полкам. 
         Джек пинком отпихнул стол на место.
         — ... Вот сука, а? Хорошо ещё, не насрала.
         — ... А с чего ей срать— то? Она ж голодная, —  примирительно закряхтел Иван, возвращаясь на место. —  Джек, ты хоть какую молитву знаешь?
         Джек помотал головой, но встал, обратясь лицом в правый угол от окна, как раз в шкаф, где сидела пернатая, и, вперившись в крестастую сумку с тонометром, истово перекрестился:
         — ... Господи помилуй!
         Птица как ни в чём ни бывало клевала рыбу.
          Гурген заржал.
         —  Хайр мер, вор еркинес ес... —  важно с издевкой прозгласил Соболевский, беря стаканчик.
         — Орднеле анунов Кристоси, – подхватил Гурген, присоединяясь к другу.
         
         После продолжительной возни, мужикам птицу кое— как удалось изловить. Ефремов держал её за бока, плотно прижимая ей крылья.
         — Да выбрось ты её в окно, и дело с концом, —  предложил Джек.
         —  Нет, лучше я её в регистратуру снесу. Хоть проверю, глюк это или она правда живая, —  улыбнулся Ефремов.
         ...Экран Ассамблеума разделился надвое: на одном скучал на диване Джек с бутербродом, на другом Иван Львович шаркал ногами в стоптанных туфлях, бредя по коридору. Спустился на второй этаж, заглянул в распахнутую дверь: старушка— регистраторша спала за конторкой, уронив голову на скрещенные руки, уткнувшись в вязанное полотно. При звуке знакомых шагов бабка очухалась, подняла распухшее лицо и приветственно кивнула:
         — С чем пожаловали, товарищ начальник?
         — Да вот, птица у меня, —  Ефремов стоял спиной, и парням не было видно, шевелится ли она, или затаилась. — Дайте мне сумку тряпичную, Нина Михайловна.
         — Может, у неё орнитоз или птичий грипп?...
         — Вот это я и собираюсь выяснить после праздников. А пока... —  договорить Ефремову не удалось, так как птица явно тяпнула бабку за палец, и та с вскриком шарахнулась к умывальнику.
         —  Ну вот, а что если она бешеная? —  бурчала регистратура. Умыв окровавленную руку, Нина Михайловна решительно распахнула окно. Пустельга, бившаяся в руках Ефремова, ринулась прочь.
         ...Герман нажал на телефоне цифру 3, и переключился на тварь. Соколица взмыла в потёмки. Она летела медленно и со вкусом, стряхивая с себя немоту и косность десятилетий. Пролетала над универмагами и новостройками, то приподымаясь вверх, то спускаясь ниже, будто выглядывая что— то на земле. Наконец, около МакДональдса  она спикировала на плечо сорокалетнему мужику в косухе, мрачно курившему  во дворе тошниловки. У мужика в свободной руке торчал сложенный хлыст, а белые, до серебряного отлива выбеленные патлы свисали по плечам. Мужик отбросил окурок и рассеянно погладил птицу по спине, а потом нервно зашагал в сторону стройки. Ещё секунда, и экран с птицей погас.
         — Слушай, а не Малфой ли это? —  предположил Герка. 
         — Кто— кто? —  переспросил Гурген.
         — Ну ты Поттера читал?
         — Читал. Что— то. Мы от больных книги отнимаем, чтоб больше не бредомыслили. Ничего не понял.
         — Так это ж главный... слуга... Вольдеморта. А это самый главный злой маг современности, типа Гитлера. Он не— магов казнит. Просто Геноцид устроил.
         — Евреев? А армяне его интересуют?
         — И армяне тоже, если они не— маги, но колдуют.
         — Давай не будем наколдовать ничего. 
         — Ты что, Ефремова спасать надо! —  возмутился Герка.
         ...Малфой ступил под полог прорезиненного брезента и очутился в будущем холле строящегося здания.  Шахта будущего лифта была порталом между мирами маглов и магов, но по дефективности молдаван, работавших здесь под началом одного Пожирателя— молдованина, требовала летучего пороха. Малфой удрученно пошарил в кармане, нарыл там небольшой брикетик— уголёк и убито нацарапал на стене знак Грин— де— Вальда, глаз в треугольнике. Шахта озарилась зеленоватым свечением, а потом перенесла Малфоя к руинам дома Поттеров в Годриковой Лощине.
         На уцелевшем первом этаже, вполне способном сохранять тепло очага, грелся возле неяркого камина сам Тёмный лорд. 
         —  Приветствую, князь, —  Малфой и пустельга на его плече поклонились. 
         —  Ты довольна, Цахик, что я дал тебе тело птицы? —  с неожиданной учтивостью прошелестел Вольдеморт. Старую отпетую ведьму, годную ему в матери, он хотя бы формально уважал за особый сорт колдовства. 
         Ведьма— птица промолчала. 
         —  Как прошла встреча с внуком? —  настаивал Лорд.
         —  Всё лавненько, —  заворковала Цахик. —  По— моему, мы поторопились. Вано боится меня. Пусть бы он напился как следует...
         —  ...да, я мог бы утащить его через его магловский камин! —  похвалянся Малфой.
         —  Увы, маглы передают огонь по проводам, а Ефремов очень крупная дичь. Его надо заманить в портал...
         —  ...Или устроить шлюз в новом месте, —  пожмурилась птица.
         —  ...Между прочим, Цахик, я не выношу пьянства, —  веско вздохнул Лорд. —  Алкоголь притупляет ум и магию. А перегар губит дыхание зелья...
         —  Суеверия. —  Осмелилась возразить пустельга. —  Я редко видела его трезвым с тех пор, когда он женился на Сусаник. Однако его зелья всегда оставались свежи, а чары —  точными.
         —  Как знаешь, —  Вольдеморту не хотелось спорить. —  Извини, угостить нечем. А ты, Люциус, подои мне змею.
         Червехвоста не то посадили в Азкабан, не то всё— таки сожрал кот Живоглот; во всяком случае,  за давностью лет никто не помнил этого точно. А посему стюардом Лорда стал Люциус. Он— то и раздобыл нового питона. Жаль, что тело и уцелевшая 1/7 души Лорда так ослабли после последней схватки с Гарри, что Вольдеморт жил практически в анабиозе, едва передвигался и мог пить только змеиное молоко. Ему срочно нужно было зелье, которым отпаивают магловских доходяг, что— то вроде фламелевского философского камня, и личный доктор. Весьма кстати оказалась непркаянная душа одной старухи, чей внук по ее словам отхаживал маглянок, которые морили себя голодом. Вселить её в любой предмет не составило труда — по закону сохранения магической эанергии, меньше всего сил тратится на поддержание квазистационарного уровня, откуда и проистекает одержимость.
         …Пьянка в кабинете поилкиники заметно скисла — у Ефремова внезапно испортилось настроение.
         — Тебе что, птицу жалко?! — наезжал Джек, разливая новую порцию.
         — Ага, красивое было чучело… – рассеянно отвечал Иван. — Она регистратуру покусала… теперь ее на больничный… 
         — 40 уколов против бешенства?
         — …40 теперь никто не делает… А вдруг грипп…
         — А ты знаешь, мы с хлопцем кино смотрели из Интернета, так там вообще книжка кусачая была… меховая такая, с шестью глазами… Не хватало, чтоб твоя макулатура перебесилась?..
         — Молчи, грусть. Руку по локоть оттяпает… 
         …Ребята в Ассаблеуме тоже притихли. Пиво, принесенное из палатки, было распито наполовину, но уже настоятельно просилось наружу. Парни оделись в куртки  и вышли на улицу расписывать снег янтарными вензелями.
         — Почему в здании туалет не пошли? — Гурген, после полутора лет в Москве и постоянного общения с русскими, все равно продолжать строить фразы по армянской логике.
         — Потому что потому, что кончается на “у”… А вдруг в канализации — ЗМЕЯ?!
         — Хуй откусит?
         — Хуже: взглянет на тебя, и окочуришься. Ты вообще теперь в унитаз не гляди, глаза зажмуривай.
         — А мимо?
         — Да насрать, лишь бы в живых остаться…
         На обратной дороге они заскочили в Ассамблеум Поттероманов— ролевиков, скачали у ребят бек— ап Профессора Снейпа за 1000 рублей, да свитки заклинаний каждому на мобилу. Заклинания они отдали без звука. Соболевский выпрашивал еще и бек— ап Дамблдора, но не дали:
         — Каждому админу — один бек— ап в одни руки по логину и паролю. Если этот бек— ап спортится — восстановим за доплату. 
         Гурген стал качать права и просить регистрации (поднаторел с московской!), но ему сначала полоскали мозги про рейтинги в 3000 постов и 300 уникальных посетителей в день, но раскололись: лицензия на бек— ап Дамблдора только у Джоанн Роулинг, да и у того защита обновляется раз в неделю. Так что хакнуть его еще никому не удавалось. 
         — А если кто придет скачать бекап другого Пожирателя? – заинтересовался Соболевский.
         — Не кладем. Может, где в расшарке у слэшеров? — предположил админ Ролевиков. — Только их все равно антивирус стирает.
         — Доктор Веб или Касперский?
         — Все. Это же известный троян.
         — А Снейпа не потрет?
         — Снейп без вирусов.
         
    Смс 3. Сонная Лощина
                                                                       
                                                                       
         ...Люциус Малфой открыл ларь, где в опилках спала калачиком пятнистая питониха. Пустельга, примостившаяся на сушилке с посудой, явственно заурчала животом, а точнее зобом. Малфой отмахнулся, доставая змею. Потом снял с полки серебряный кубок, протер его рукавом свитера из— под косухи и, разинув змеиную пасть, воткнул в образовавшуюся щель ободок кубка. Змея противилась и сжимала челюсть — из хищных зубов засочилась беловато— голубоватая жижа цвета мужеского семени. Пустельга Цахик потянулась носом к бокалу, змеиное молоко до боли напоминало тан. Малфой шуганул птицу и пообещал ей крысу.
         —  Я привыкла к человечьей пище.
         —  Хорошо, я дам тебе сыру и вяленого мяса ромбоспина. Но ты должна будешь ловить крыс для змеи, иначе она перестанет давать молоко.
         —  Вот ещё!.. —  возмутилась Цахик.
         Неизвестно, чем бы это закончилось, но тут в кухонную дверь постучали: это ввалился молдаванин. Люциус открыл черный ход: на пороге стоял лопочущий по— молдавски молдаванин Горан. Люциус отложил змею и взмахнул палочкой: “Транслатум Лингва!”
         —…что— то у меня черная метка чешется, — Горан настойчиво скреб локоть.
         — Она у тебя каждую получку чешется, — парировал Люциус. — Опять эту жидкую аваду кедавру принес?
         — Принес, – согласился Горан, доставая из рукава 0,75 литра.
         — Вингардиум Левиоса! — Люциус повел палочкой и бутылка взмыла в воздух.
         — Чисто дети! Первоклашки Хогвартса, – угрюмо пробурчал Горан. Бутылка закачалась у него над головой. Птица, мирно ковырявшая одеревеневший хлеб прямо на столе, взмыла в воздух и вцепилась в горлышко. Два щелчка клювом в сторону палочки, и заклятие спало. Соколиха тяжко спикировала на стол, опуская бутыль.
         — Водочка… — птица улыбнулась тонкими губами вокруг клюва. Старая карга при жизни любила выпить. Видно, это и передалось внуку. — Иди, пои своего инвалида, а мы тут сами разберемся. Да ручками, ручками… без всяких там палочек.
         “Ну вот, еще и эту старуху теперь терпи. Мало мне одного психа полутрупного!” – Малфой тяжко поднял свой зад с табуретки, едва не споткнулся о ползающую по попу змею, но понес чашу в руках. Горан дирижировал, убирая гадину в ларь движением палочки.
         —… вот бы ее об угол башкой, а? — на несколько секунд змея зависла в воздухе. — И все делов— то…
         — Скидавай сапоги, власть переменилась, —  усмехнулась Цахик.
         После последней битвы с Лордом обращались, как со стариком, выжившем из ума, не стесняясь насмехаться над ним и вслух, и в мыслях, не страшась и не прибегая ко всяческой окклюменцим— легилименции. Дед Вольдеморт лишился практически всего и был нужен этим двоим только для того, чтобы возвыситься, а не наоборот. ну, еще, конечно, Цахик Карапетовне.
         Тем временем вернулся Люциус. На столе было уже налито, довольная пустельга клевала желанный окорок.
         — Ну что, старина, спит барин? — Горан воззрился черными глазами в белесые зенки Люциуса. — Можно начинать? За Рождество, так сказать…
         Люциус тяжко плюхнулся на попа.
         — Какое там рождество… ты хоть магловских денег принес?
         — Девять лет одно и то же…
         — …У меня счет в Гринготсе заморозили. Арест, сука на имущество наложили. Вот эти девять лет и судимся. Ладно, не девять. Шесть. Это пока у меня оставались старые сбережения. А теперь у моего Драко – дети. Как и у этого вундеркинда очкастого. Выпиздышу евонному уже четвертый год пошел… Альбус блин Северус!…
         — Тьфу!
         — А у меня последняя ромбоспиниха вот уже третий день яиц не несет, зарезать что ли? Или повязать, пусть хоть молодняк навысиживает…
         — Да шел бы ты ко мне в бригаду, честное слово! — Горан стукнул по столу кулаком. — Деньги плотють!
         — Я — потомственный маг! – тряхнул головой Люциус.
         — А я — потомственное мугродьё! – перебил Горан.
         — …и работать я по— магловски не умею!
         — А я что ли, по— магловски?! Из— за тебя, сукин сын, на двух стройках втихаря приколдовываю. Как бы не попалили. Дурак. Мужику шестой десяток на носу, а он в МакДак ходит обедать? Как бы ты сам рядом с дедом ноги не протянул.
         
         ... Гурген поглядел на часы:
         —  Да, к Ефремову мы не попадём... Через 30 минут метро остановится. Позвонить?
         —  Да будет он нас слушать? —  Герман пустился в самозабвенные объяснения о том, что в Ассамблеуме была недокументированная фича: выплёвывать форумчанина туда, где он больше всего хотел оказаться. —  Только у него баг один: всё время на окнах виснул.
         —  А, выручай— комната! Я помню! —  обрадовался Гурген. —  А в этот Хогварт мы попасть можем?
         —  Не знаю. Не пробовал. В Хогвартсе трансгрессировать нельзя. 
         —  Нельзя что?
         —  Ну, вот появляться из ниоткуда. Короче, ставай на окно и ничего не хоти, а то нас ещё расщепит по дороге.
         Так они и сделали. А в следующую секунду повисли на открытых форточках окон ефремовского кабинета. Внутри погас свет — видимо, от подпространственного удара. 
         —  Аллохомора! —  скомандовал Гера и привычным движением лягнул окно. Второе распахнулось полуминутой позже, и ребята кубарем ввалились в кабинет. Кажется, звякнула посуда.
         —  Ночной дозор! Всем выйти из сумрака! —  лыбящийся Гурген помотал экраном телефона.
         —  Придурок! —  рявкнул Ефремов, запустив в него куском битой пиалы. Черепок просвистел мимо и пробил оконное стекло. 
         —  Репаро! —  властно повёл мобильником Гера. Оконные осколки со звоном собрались в единое целое.
         —  И ты тут, урод! —  забурчал психотерапевт. —  Все собрались, да?  Или ждём кого?
         —  Свет чини, паря, —  поспешил вмешаться Джек. —  Как там оно, "лампочка, зажгись"?
         —  Сам починишь, мужик. Лапами, по— магловски, —  заартачился обиженный Соболевский. Он хотел припугнуть врача, особенно удобно это было делать в темноте.
         Вкратце рассказал про  ожившую птицу, подозрительного дядьку у метро и смертельную опасность.
         —  Так вы, значит, тут уже час ошиваетесь, в зарницу играете? 
         —  Ну, вроде того, —  потупились парни.
         Впрочем, побурчав проформы ради, Ефремов пригласил обоих к столу, ибо заполучил— таки желанного Гургена и как вежливый человек не захотел уж сильно разобижать другого юношу. Самозванец же решил реабилитировать свое вторжение волшебным залатыванием проеденного молью свитера прямо на Ефремове, укреплением ножек расшатанного дивана. Даже порывался осиять хоть каким— нибудь светом бездыханный "Рубин".  И тут внезапно понял своим техническим умишком, что элементарно вылетели пробки. Поспешил поставить в известность Гургена посредством записки по ИК— порту. Обаятельный хачонок взял инициативу на себя и постарался убедить Ваньку в том, что все равно лампы не воскреснут, а пить можно и при свете мобильников — даже как— то более по— новогоднему. Типа как рождественские звездочки в руках и т.д. и т.п
         Мужики вроде бы согласились. Беседа в основном крутилась вокруг Геркиного допроса с пристрастием, кто из присутствующих и что именно знает о Гарри Поттере. Ефремов кивал на дочку, которая, по его мнению, должна была быть в курсе всей молодежной тематики; Джек умничал, перевирая содержание фильма в мешанине с ночным дозором и еще черт знает чем... Соболевский долго разглагольствовал также о дементорах, эдакой двухметровой херне в черном тряпье, которая сводит людей с ума. На что Джек возразил, что это никакие не дементоры, а обыкновенные пациенты. В конце концов они вспомнили, что "если надо что— то спрятать, то лучше всего это прятать в Хогвартсе", но Гера возразил, ежли Вольдеморт и его кагал однажды наведывались туда, то непременно заявятся снова. И вообще Ивану Львовичу разумнее всего научиться вызывать Патронуса.
         —  А ты сам умеешь это? —  некстати встрял Гурген.
         —  Только теоретически, —  признался Герка.
         Однако Иван Львович, периодически вынужденный проходить переподготовку и повышение квалификации, еще сохранил навыки учиться новому. Всего— то надо было сказать "Экспекто Патронум" и нажать кнопочку джойстика на мобильнике, ибо долго вспоминать самый приятный момент в жизни не пришлось — любая откупоренная посуда со спиртным была весьма и весьма приятной. И тут же в воздухе над столом засербрился полупрозрачный воздушный рак, великолепный во всем своем чешуйчатом сиянии наборного панциря и бахроме лапок.
         —  И что  я его должен с пивом съесть? —   с дурашливой хитроватой простотой вопросил Иван.
         —  Ага, —  подмигнули ребята.
         Ефремов хватанул рукой воздух, но виртуальное существо пропустило пальцы сквозь себя, а потом игриво повисло клешнями на обшлаге халата. Зато все присутствующие сразу отметили, что в комнате сразу стало и светлее, и благодушнее.
         —  Во, домой его снесу — сколько ж я тогда на электричестве сэкономлю! —  предложил Иван. — Может, мне в психушке спрятаться на первое время? Вот так Шишкину позвоню, пусть по дружбе отпуск на 12 дней как в санатории... Мы ж свои, никакой карточки заводить не будет, пилюли там самые безобидные, витамины в ампулах... отдохну однако... и от домашних, и от пьянки. И опять же, Гурген рядом, если что — защитит.
         — Как же, отдохнешь ты от бухалова, как же.... Вот с Гургеном тебя никак нельзя оставлять, —  веско заметил Джек. —  В дурке как раз небезопасно: сам знаешь, как кто из паранормального мира в наш попадает, так его сразу в дурдом засовывают. А вдруг они уже там?
         —  Ага, прямо к стройке приехали и забрали! —  съязвил Гурген. —  Говорю же я вам, мужик шел, шел, и пропал! К макдаку —  чи карели!
         —  Все места, про которые может знать ваша бабушка — тоже нельзя, первым делом будут искать там.
         —  Да она в Москве— то если и была, то считанные разы.
         —  Так что остается только Хогвартс. Я не знаю, кто там сейчас ректор, но выхода нет никакого. Срочно звоните домой, врите что угодно, но мы сегодня же будем в Хогвартсе.
         Ефремов бурчал, дескать нехорошо бросать семью в Новый год. Но под натиском обещаний о таком приключении, которое бывает раз в жизни... Потом, держа воздушного рачка за хвостик, подсветил черный аппарат. Неторопливо снял трубку, положил на стол, накрутил диск. Долго прислушивался к гудкам в трубке, а потом лучезарно заговорил:
         —  Ирочка, передай маме, что приехал дядя Гоча из Тбилиси... да... дедушка Хорен попал в больницу, очень строчно... Да... билеты купил... И обратный тоже... надо похлопотать, вылетаю в два часа ночи, вернусь после праздников. 
         В общем, пока Иван Львович уговаривал дочь и жену, парни занялись своим делом, слегка посовещавшись перед этим. Герман, удостоверившись в том, что ноутбук оснащен wi— fi интернетом,  ничтоже сумняшеся залез в один из поттероманских ассамблеумов и исчез, всосавшийся в жк— дисплей. Гурген тем временем потрошил ефремовский шкаф с одеждой: вынул запасной белый халат, деловито напялил. Халат, разумеется, был велик и рукава пришлось откатить. Потом снял его и запихал в целлофановую сумку, а потом растворил окно, обеспечивая другу безопасное возвращение. Минут через 20ть оно благополучно состоялось. Соболевский ввалился с каким— то рюкзаком, повытаскивал оттуда четыре комплекта тряпья с остроконечными шляпами и стал рядить в них всех присутствующих. Между тем Ефремов накручивал новый номер. Как выяснилось, комнаты охраны. Поговорил с начальником смены, а в конце добавил:
         — ... Да и не забудьте проверить пробки на третьем этаже.
         Герман досадовал: Ванька, оказывается, понял это не позже его самого, но позволил водить себя за нос. Эдак получается, что он не поверил ни единому слову, и даже раку— патронусу. Тогда где же он собирается пропадать целые новогодние каникулы? Не подавая вида, он упрямо собрал потроха от мобильника обратно в коробку, а коробку — в рюкзак и туда же присовокупил макет ДНК. Ефремов посадил рака в карман, подхватил баул и напрвился к выходу.
         — Так в халате и пойдешь? – окликнул его Джек.
         Ефремов только улыбнулся в ответ. Надо сказать, что даже служебную униформу он носил не так, как все остальные: подавляющее большинство врачей и медработников, надев халат, становились еще более чванными  и высокомерными, чем они были, подходя в цивильном к своему кабинету; некоторые молоденькие ученицы медучилища до того боялись халатов и, соответственно, себя в белом халате, что оттягивали момент облачения до последнего момента; Иван же носил халат очень уютно и просто, как домашнюю пижаму, и ввиду этой комфортности забывались даже окружающие.
         …Итак, вся четверка в балахонах и шляпах наконец неторопливо вышла из здания. Герка захлебывался словами:
         — … так вот, я все провентилировал. Нам надо ехать на Измайловскую в метрополитеновское депо. Там портал. Выкидывает прямо на пути Хогварс— экспресса. Если удастся протащить машину, очень хорошо, поедем до универа… В Хогвратсе как раз рождественские каникулы начались, может удастся на поезд...
         —  Так он же обратный путь идет, —  возражал Гурген.
         —  А хрена его знает, может его порожняком на Хогвартс погонят?..
         —  А пешком далеко?
         —  Ну, Валерий Григорьич, с наступающим, —  рассыпался Ефремов. 
         —  Колядовать едете?
         —  Ага, колдовать и блядовать, —  подтвердил Джек.
         
     Смс 4. Измайловская – Кингс— Кросс
                                                                       
                                                                       
         На Измайловскую они доехали без приключений, хотя им пришлось пропилить через всю Москву. Гнали по кольцевой и, как это обычно бывает по ночам, с приличной скоростью. Ефремов, даже слегка укушавшийся, контролировал дорогу. Герман трясся. Джек дремал. Гурген следил за гаями. 
         Проблемы начались на подъезде к депо. Охранник взвился и орал, что "опять эти толкинутики, пришли по вагонам скакать..." Поправлять его было бессмысленно, но поспорить с ним пришлось и угрохать в качестве аргумента коробку спирта. "Все равно в Хогвартс не утащишь",  —  мотивировали ребята. Ефремов возмутился и проболтался, что рассчитывал на продолжение банкета в условиях молодежной романтики, а ни в какой Хогвартс он не верит. На вопрос о том, где же он собирался проводить неделю выходных, он только указал на Джека. Но вякать о возвращении выпивки было поздно. Герка взвился, но вместо ожидаемой нападки на Ваньку из него полились сетования, что он забыл выпросить у поттероманов комплект метел и велел Гургену попросить напрокат у охранника. Тот бурчал, что никаких метел на этих чертовых обормотов не напасешься, каждый раз ломают. Но когда он заломил свою цену, ребята поняли, что дядька уже не впервой принимает подобное предложение. Выхода не было. Одна метла на четверых — это, конечно, маловато, но такова плата за безалаберность. А потом они искали "нужный вагон", в котором надо удариться в дверь машиниста и оказаться в Лондоне, на перроне 9 и 3/4.
         — Ну ты фантазер Герка, если не сказать шизофреник, — Ефремов слабо защищал остатки неповрежденного разума. — Знаешь анекдот: ходит чукча по вокзалу, бьется башкой об поезд и приговаривает: "Чукча знает, что делает, чукча мягкий вагон ищет"...
         Ради безопасности Герка прыгал напару с Джеком, ибо не хотел рисковать ни Ефремовым ради пробных прыжков, ни оставлять мужиков одних, лишь бы не сбежали раньше времени. Гурген с амуницией держал учителя за руку. Наконец первая пара растворилась в запертой двери, и Гурген рванул.
         ...На перроне 9 и 3/4 было гораздо холоднее, чем в Москве. Ванька пожалел, что куртки они оставили в его жигуленке.
         — А ты не верил, — попрекнул Джек, хотя еще в кабинете он едва ли не смеялся, подыгрывая ребятам. 
         Разумеется, никакого поезда они не увидели. Морозоустойчивости им хватило минут на 15, после чего замерзшие южане погрузились со всем скарбом на метлу.  Герман усадил Джека, а сам взгромоздился впереди.
         — Ты профессионал? Ты умеешь летать? — вопросил Гурген, сидящий сзади, не без опасения ожидая ответа.
         —   Чисто теоретически, —  последовал ожидаемый ответ.
         Гера погнал сразу же после взлета. Теперь тряслись Ефремов и Гурген, который сидел уже практически на метловище, и больно прутья кололись сзади. К тому же, все сумки кроме ноутбука были у него. Сколько они болтались по воздуху, никто не понял, как промерзли, но при появлении на горизонте башенок замка они практически полностью протрезвели. У некоторых начала побаливать голова. Едва обогнув Гремучую Иву, Герман потерял равновесие при снижении и все четверо грохнулись в снег, подмяв под себя метлу.
         — Бляха... —  застонал Иван,  —   как будто сел...
         — На велоси... раму?...  —   вторил Джек.
         — Угу. Все сели, — бодренько констатировал Соболевский, которого просто выбросило со столь неудобного седла. — И все на раму. И почему только мужские велосипеды делают с рамами?
         Гурген морщился и грозил кулаком. Герман полез проверять сохранность ноутбука, воткнувшегося в снег:
         — Зато у нас вид теперь, что за нами гнались.
         — Мы же притворяемся в медкомиссию, — возразил Гурген.
         — Угу, за которой гнались...
         — Кто? Эти... махакерьнерэ... как сказать?... в тюрьме...
         — Ну не знаю, богграты, дементоры... А может, и не гнались. На ходу разберемся. 
         Из хижины во дворе вышел великан. Ушибленные пострадальцы враскорячку попытались встать и дать дёру, особенно Иван:
         —  Мы хоть правильно летели?
         —  Да вроде, похоже на то кино...
         Великан заговорил. Спокойно, без напряжения, но его отчетливо было слышно через весь двор.
         —  Кто— нибудь понимает по— английски? —  растерялся Герман.
         —  А ты по— русски ждал? —  откликнулся Гурген.
         —  Ага, в переводе Литвиновой и Оранского, —  подшутил сам над собой Гера.
         —  Я понимаю. —  Отозвался Джек. —  Он спрашивает, кто мы такие и почему в 5 утра...
         —  Ну и ответь: "Мы комиссия колдомедиков, испектируем медпункты учебных заведений". Я могу усилить голос, —  Гера пульнул в Джека из мобильника, и тот зарокотал не хуже собеседника. —  Да, не забудь попросить, чтоб он проводил нас в лазарет к мадам Помфри.
         Гурген временами лыбился —  видать, английский он все— таки понимал. Герман злился. Он 10 лет учил французский, потом благополучно забыл его, слегка выучил и начал забывать армянский. А по— английски просто читал со словарем и электронным переводчиком. Причем с французским акцентом. Но прихоидил в тихий ужас, если же его попросят говорить с хогвартской фельдшерицей, уж если на то пошло, француженской. Или это у нее муж — француз? Как бы то ни было, а без языка она оказывались в полной заднице. От отчаяния он накатал смс в асссамблеум, нет ли ничего путного для магического синхронного перевода. "Щас подумаем" —  был ответ.
         Тем времене великан подошел к ним, поочередно поднял на ноги, отряхнул снег с мантий и пожал каждому руку.
         —  Хеллоу, мистер. Ай эм Хагрид, энд ю?
         Пожалуй, только это и было понятно. Все пожали ему руку, свое имя. Джек уже истощил свою фантазию, поддерживая и без того весьма сбивчивую беседу с Хагридом, и в лазарет они шли в гробовом молчании, гуськом. Герман, едва скрывая замешательство и восторженность, замыкал шествие. Каждый камешек коридора, по которому они шли, он готоб был погладить руками, если не расцеловать. Однако не забывал подносить к уху телефон надежде на ответную смс. Наконец они оказались в больничном крыле. Хагрид постучал в дверь, что— то долго и бессвязно плел, смущенно потоптался рядом, а потом ретировался на целый марш лестницы.
         —  Чего это он?
         —  Не хочет смущать даму, —  пояснил Джек.
         Герман изводился. Вводить Гургена в курс дела было поздно. Хлопнула дверь и появилсь заспанная дама в коричневом бархатном одеянии с кистями на полах. Гурген и Иван отступили по сторонам, внезапно заинтересовавшись содержимым своих сумок. "Ах, ну да, забыли переодеться!" —  сообразил Герман. Мадам Помфри заговорила по— английски. Джек, подмигнув своим, ответил с вежливым полупоклоном и столь же вежливо, но настойчиво препроводил даму обратно в покои. Врач и медбрат молниеносно принялись стаскивать мантии и напяливать халаты.
         —  Мы пропали, —  констатировал Гера.
         Из дверей вышел радостный Джек и шепотом объявил:
         —  Я сказал, что мы из России. По обмену опытом. Что Джон — очень большое светило медицины и его следует принять при всем параде, а также уважать его родной язык.
         Герман посмотрел на него как на врага.
         —  Да какая мы к черту комиссия... —  отмахнулся он.
         Однако в следующий момент дверь саморастворилась, и посреди рядов с койками выплыла таже дама, но уже принаряженная в форменное платьице с  белым передником и колпак с красным крестом. Ефремов прошествовал между рядами коек, первым делом поинтересовался качеством белья, для чего усердно перелистал покрывало, одеяло, простыню и матрац, с шумом понюхал воздух в спальне, выискивая, к чему бы придраться в бытовом плане. Но лазарет был безукоризненным. В лекарственную он зайти не решался, рискуя увидеть там сплошным полки с засушенными нетопырями, крысиными хвостиками и прочей алхимической бурдой. Джек и Гера следовали за ними, а Гурген решил выступить в авангард. Едва он раскрыл рот, мадам Помфри махнула палочкой, произнеся заклинание перевода, который никто не расслышал. Из уст ее полилось:
         — Говорите, гсопода. На своем родном языке.
         Гурген воспринял это буквально, и загыргыргыркал по— армянски, из чего Гера понимал всего лишь три слова из десяти.
         — Ты иранец? —  вопросила колдунья. 
         — Нет, — додумался перейти на русский Гурген. — Армянин.
         — Ты говоришь на таком древнем языке... для его перевода нужна древняя магия.
         — Ты мусульманин? —  ведьма явно перешла в наступление. 
         Ефремов обрадовался политическому повороту в беседе и уцепился за нее как за соломинку:
         — Нет, он христианин. И я тоже. — Иван Львович выудил из— за пазухи крест. Гурген последовал его примеру. — Армения — старинная русская провинция, принявшая крещение второй после римской империи.
         — Спасибо, достаточно, — улыбнулась мадам Помфри. — Извините за беспокойство, просто у нас мораторий на прием лиц из стран исламского мира. Вы понимаете, вопросы национальной безопасности маглов не могут не волновать и нас... Вы такие смуглые...
         — Прекрасно вас понимаю, мадам, —  Ефремов слегка освоился и спокойно пускал на даму свои чары. — К вашему сведению, моя бабушка тоже была армянкой.
         Гурген повторил по— русски свой вопрос:
         — Покажите набор помощи при ушибах? 
         — Обычно я использую заклинания... 
         — Скажите их.
         Мадам Помфри улыбнулась:
         — Судя по всему, вам самим нужна именно такая помощь. Вы хромаете. Впрочем, это распространенная травма. Я всегда сочувствую мужчинам на метле.
         Ефремов побагровел как вареный рак — колдовская фельдшерица оказалась весьма проницательной. Но испытать исцеляющее заклятие не отказался никто. 
         — .. При переломах я использую костерост, — мадам достала вонючую склянку.
         — Правильно, — расцвел Герман. 
         — Кровоостанавливающие средства? — разошелся Ефремов.
         Мадам Помфри доставал флакончики с разноцветными жидкостями.
         — Вы применяете их на девушках? — не сдержался Соболевский.
         — Нет, я стараюсь не препятствовать естеству. Только обезболивание.
         — Помощь при сердечно— сосудистых и обморочных состояниях? — мудрил Ванька.
         Наконец— то запахло обычным нашатырем. "Ну что ж, хоть и волшебники, а тоже люди." — успокоился Ефремов.
         — Простите, а как обстоит дело с отравлениями, в частности зельями? А также для снятия побочных эффектов заклинаний? — сохраняя умный вид, спросил Гера.
         — Безоар. — Фельдшерица протянула невзрачного вида камушек, похожий на золотой самородок.
         — Прекрасно, —  Гера забрал камень, и засунул в карман брюк. — Вы с честью выдержали это испытание.
         Ефремов поклонился и, собрав свою свиту, церемонно направился к дальней койке. Заговорил вполголоса якобы Джеку на ухо, но так, чтобы слышно было и колдунье:
         — ... Полагаю, часть лекарств все— таки... хм... не используется так часто, как она хотела бы это показать. — Потом обратился к ней самой: — Коль скоро лазарет пуст, да и школьники находятся на каникулах, разрешите нам вчетвером переночевать у вас.
         — Как вам будет угодно, — сделала книксен фельдшерица и скрылась в глубине лекарственной.
         Ефремов измученно бухнулся на койку. У него даже не было сил раздеться. Он просто завернулся в покрывало, на котором лежал, как в кокон.
         — Господи, наконец— то этот паршивый день закончится.
         — Только бы не оказаться с утра в вытрезвителе. Или, на крайняк, у Гургена на работе, —  фантазировал раздевающийся Джек.
         — И не надейтесь. – Герман был беспощаден.
         Не давая им опомниться, он возобновил дискуссию, начатую еще в полете, о стыковке планов на ближайшие дни для каждого участника этого знаменательного рейда. Гурген заявил, что ему на следующий день пора в больницу, ибо никому кроме него не остается дежурить в праздники, так что лучше он подождет нашествия там. На что Герман ответил, что Малфой уже давно адаптировался к магловским обычаям и вряд ли выдаст себя. Разве что ему потребуется похитить или казнить еще кого— нибудь. Джек жаловался, что бизнес пропадет, если забросить его на столь долгое время. Следовательно, его тоже следует переправить домой. Функции паромщика, естественно, лежали на Германе. Тот объявил, что отсюда вполне можно позвонить, а следовательно, мобила и ноутбук остаются у Ваньки. Джек, конечно, побурчал на молодых людей, но потом согласился и оставить устройства, и оплачивать связь из Москвы. Герман закачал ему на мобилу ссылку на свой ассамблеум, на тот случай если он найдет возможность перемещаться поближе к Хогвартсу. Ванька запротестовал, заявив, что без Геры он не останется тут, ибо чувствует себя глупее первокурсника— маглородка. Герман сказал, что недели две он еще может побыть с ним, а потом ему тоже пора возвращаться в веб— ателье. На что Ефремов возмутился пуще прежнего, дескать, терять работу он тоже не собирается. "Если нас не арестует наутро бригада военизированных мракоборцев", —  хотел добавить Соболевский, но вместо этого объявил заседание Ордена Сокола закрытым, велел спать со словами:
         — Утро вечера мудренее.
         Однако часы пансионата чародейства и волшебства воистину показывали утро. Сказвыалась разница Гринвича с Москвой. Едва магловская делегация сомкнула глаза при пробуждающемся утреннем свете, как раздалась команда:
         — Господа, подъем.
         Над Германом нарисовалась пожилая волшебница в остроконечной шляпе.
         — Доброе утро, профессор МакГонагалл! — среагировал парень.
         — Встать, когда с вами разговаривает директор Хогвартса.
         Герман кое— как сполз с высокой койки, остальные последовали за ним. Она выстроила их в шеренгу в проходе между кроватями, как в армии. Разве что Ефермову было спокойно, что он был одет.
         — Я имею честь объявить вам, господа, что вы — жулики. На это у меня пять причин: во— первых, вы неслись сломя голову и упали нам на голову в пять утра; во— вторых, вы были пьяны; в— третьих, вы родом из России, которая ввиду тесного соседства с мусульманами не входит в содружество стран магического сообщества; в— четвертых, вы не сумели оказать себе первую помощь при падении на метлу; в— пятых, вы пропустили в лекарственном наборе нашатырный спирт, который мы в огромных количествах отбираем у маглорожденных учеников после каникул. Хоть это лекарство и не является запрещенным, использование его крайне нежелательно, так как оно входит в состав некоторых особо токсичных зелий. Единственное, чего я не могу понять, так это ваших мотивов, господа.
         Герман вновь был вынужден рассказать историю о том, что Ефремову грозит опасная, исходящая от Люциуса Малфоя. А также вынужден был добавить, что вел наблюдение и ошибки быть не может, когда фигура внезапно исчезла с монитора наблюдения. МакГонагалл выудила из сумок и карманов гостей все их содержимое. Перед ней повисли четыре мобильника, ноутбук и полурастворившийся патронус.
         — Странно, господа, обычно в Хогвартсе электронные устройства не работают... Они заколдованы? — ведьма поводила возле них ладонью с юлой— вредноскопом, но там безвольно лежала на боку. — Кому принадлежит патронус?
         — Мне. Мне велели защищаться, — Ефремов выступил на шаг вперед.
         — Неужели вы, никогда не колдовавший ранее, сумели одолеть такое заклятие, с которым справляется не всякий пятикурсник на экзамене.
         — Мою бабушку называли ведьмой, мэм.
         — Вот— вот, и она вселилась в чучело! — встрял Соболевский.
         — Да, но как же вам удалось проникнуть к нам?
         Герман, стараясь не выдавать своих друзей— ролевиков, рассказал о книгах Джоанн Роулинг, посвященных молодому волшебнику. По просьбе директрисы он пересказал некоторые главы из истории Гарри.
         — ...Верояно, она разрушила защиту, — потупился Герман.
         — Что ж, она достойна самого тяжелого наказания в министерстве магии.
         — Однако конфисковать и уничтожить все книги о Гарри на свете невозможно.
         — Теперь понятно, откуда здесь по выходным обнаруживаются лишние игроки в квиддич. 
         — Однако, не арестованные Пожиратели безнаказанно разгуливают среди маглов! — возопил Герман, подозревая, что именно собирается сделать директриса. — Вы не имеете права модифицировать нашу память до тех пор, пока вы не поможете защитить нашего Ивана Львовича.
         Герман колебался, пообещать ли ей помочь вычислить портал на Измайловской, или нет. Или подать ей идею о переносе портала на взрослый квиддичный стадион. Но о портале на Юго— Запданой он с удовольствием рассказал.
         — Профессор МакГонагалл, я мог бы повторить свои слова под присягой, сывороткой правды или портретом Альбуса Дамблдора.
         Вместо этого директриса забрала у них ноутбук и самого Германа, у которого потребовала найти ей все книги о жизнеописании Гарри. Ибо она хотела проверить подозрение о том, что их написала своим волшебным врущим пером Рита Скитер.
         — Азкабан, срок заключения — лет сто, —  убито проговорил Гурген.
         
    Смс 5. Заключенные гости
                                                                       
                                                                       
         Вместо Азкабана Ефремова, Джека и Гургена поместили в «комнату для гостей». Как точно называлась это комната – никто не знал, но это было что— то на подобии. Хоромы были не царские, но и на приют бывалого бомжа тоже не смахивали. Довольно просторная комната. Четыре кровати, три тумбочки и небольшой шкафчик. Окно этой комнатушки выходило на стадион.
         Герман с ноутбуком всё ещё отсутствовали. Хотя за Германа никто не переживал, больше всех волновался Джек, да и то за ноутбук. Гоп— компания в количестве трёх лиц распласталась на кроватях, но так никто и не уснул.
         —  Грёбаный икибастос, —  пробурчал Ефремов.
         —  Что такое, Вань? По больным соскучился? – попытался подколоть его Джек.
         —  И по больным тоже. В какую задницу мы попали, а?
         —  Камац, не из такого дерьма выплывали —  пробормотал Гурген и мечтательно добавил. – Сейчас бы сигаретку, а лучше – как его?… шат сев тей... очень черный чай...
         —  Чифирь?… И «Владимирский централ» под ухом, ага. Отставить блатную романтику. Дождёмся Германа, а там решим, что делать дальше. Кстати, Гурген, ты же курить бросил!
         —  Бросил, —  подтвердил Гурген. – А что? Хочется…
         Троица притихла и попыталась заснуть. Тут дверь распахнулась и на пороге появился Герман, а за ним и директриса.
         —  Где ноутбук?! – с порога накинулся на них Джек.
         —  Ваше электронное устройство пока будет побудет у меня, я ещё окончательно не разобралась с ним.
         —  А что с нами? – спросил Ефремов, грозно поглядывая на Джека, которого больше интересовала судьба своего ноутбука, чем его самого.
         —  Вы пока побудете здесь до выяснения всех обстоятельств.
         Ефремов по очереди оглядел присутствующих и плашмя упал на кровать, закинув руки за голову, давая этим понять, что разговор закончен.
         Директриса удалилась и узники заскучали. Ефремов не отрывал взгляд от потолка, Джек ходил взад вперёд, а Гурген с Германом хитро переглядывались.
         —  Может шахматы у них попросить? – попробовал разорвать гнетущую тишину Гурген.
         —  Хм, можно… Как в фильме: типа огромная доска и фигуры мочатся между собой. Прикольно, я бы не отказался, —  заулыбался Джек.
         —  Ты играть— то в шахматы умеешь? – подал голос с кровати Ефремов.
         —  Немного умею… А лучше – научить их в шашки играть – вот настоящая игра! – завелся Джек.
         —  Ты ещё в поддавки скажи, или в нарды и домино, —  заворчал Герман.
         —  А лучше в дурачка? – выступил Гурген.
         —  Хватит! – прикрикнул Ефремов, перевернулся на бок и спокойно добавил. – Что делать будем, народ?
         Народ молчал. После минутного ступора, Герман вскочил с кровати и направился к двери. Через секунду он выпорхнул в коридор.
         —  Ну и куда эта бестолочь поскакала? – не успел Ефремов задать вопрос, как дверь снова распахнулась и в комнату влетел Герман. Он сел прямо на пол, погладил свой зад и окинул дверь непримиримым взглядом.
         —  Чё там? – поинтересовался Джек.
         —  Там этот, Хагрид в коридоре. Нас сторожит и дубиной приветливо машет, —  ещё раз зло посмотрев на дверь, промолвил Герман.
         —  Странно, этот парень вроде «на воротах» стоит, чего это его к нам в надзиратели записали? – удивился Гурген.
         —  Это, понимаешь, он русских террористов сторожит. Хорошо, что мы ещё этот замок не протаранили, —  заржал Джек.
         —  Эй, русско— армянские террористы, думайте, как выбираться отсюда будем, а я пока подремлю, —  прыснул Ефремов и почти тут же захрапел…
         
         
         …Пустельга и Горан остались наедине. Горан химичил с остатками выпивки, а Цахик, глупо улыбаясь, пялилась в стенку.
         —  Ну и что мы с твоим внучонком делать будем? – не отрываясь от процесса спросил Горан.
         —  Что и запланировали… —  продолжая глупо улыбаться, ответила Цахик.
         В помещение припрыгивая вбежал Люциус и с порога завопил:
         —  Ефремов пропал!
         Горан округлил глаза и чуть было не выронил из рук свой стакан. Цахик громко закашлялась и пьяно пошатнулась. После секундной паузы Цахик и Горан синхронно завопили:
         —  Как пропал?!!
         —  Вот так, как обычно пропадают, —  уже спокойно выдал Люциус.
         —  А его компашка? – всё никак не мог успокоиться Горан.
         —  А что компашка, пропала вместе с ним… —  ответил Люциус.
         Пустельга что— то крякнула и, дыхнув перегаром в сторону, выдала:
         —  Ну вы в самом деле… Рождество же, развлекаются ребятки. Вот запой устроили, а сейчас по девкам пошли – всё элементарно.
         —  Хорошо, если так… —  пробурчал Горан.
         Люциус стал нарезать круги по комнате, изредка останавливаясь, чтобы поймать ускользающую мысль. После пары— тройки километров он наконец— то присел на стул:
         —  Итак… Предлагаю сделать следующее: отложить поиски Ефремова и его компании до послезавтра. Пусть парни как следует нагуляются, а уж тогда, во время абстинентного синдрома, мы их тёпленькими и возьмём.
         Цахик и Горан немного помолчали и довольно хмыкнули. Оно тоже было не резон гоняться за Ефремовым и компанией накануне Рождества. Праздник можно было продолжить, чему они оба были рады.
         
         Герман решил пробить ассаблеум. В принципе из— за малой посещаемости он вообще использовал его как блог. Иногда, конечно, к нему забредали люди, так что 15 комментариев для него было суперкруто. Однако на этот раз ассамблеум и вовсе не работал по причине веерного отключения восточного крыла Дома Ассамблеумов.  По всей вероятности Valez соображал очередное нелепое обновление, по причине которого восточное крыло обесточивалось как минимум на полтора дня. Вместо этого он попросил домашних пополнить его счет. На встревоженный звонок из дома он ответил, что сидит в гостях у Гургена и вернется, наверное, через пару дней. О профессии армянского друга Соболевские прекрасно знали, отчего еще пуще забеспокоились. Герман постарался их разубедить:
         —  Ну в Хогвартсе мы, в Хогвартсе.
         — А, значит и ваши обормоты там же. Ну тогда ничего. 
         Тогда же пришла смс— ка с ответом на вопрос про заклинание.
         — Ну блин, вообще кайф. Если бы пораньше пришло.
         — Ну по— английски бы опозорились, — возразил Гурген.
         — Хоть бы в террористы бы не записали. А так, я вообще и не представляю, чего ждать. То ли Корнелиуса Фужда из Министерства, то ли Визенгамот в полном составе.
         — А что такое Визебергамот? — подал голос Джек.
         — А, херня какая— то. То ли суд, то ли палата волшебного парламента. Нет, ты представляешь, Гуо, как бы я хотел увидеть Артура Уизли...
         — А что?
         — Это — тесть Гарри Поттера. Я б ему лапши поднавешал, что мы — его русские друзья.
         — Ага, из несуджеш... — Гургену было очень тяжело произносить звук "щ", так как в его родном он и вовсе отсутствовал.
         — ... несуществующего... — гуманно подсказал Джек.
         — Во— во, не— сущшэ— ству— ю— щшэ— го министерства, —  по слогам повторил Гурген. — А почему его не создали?
         — Ага, а с Николашкой— царем— батюшкой можно было что— то создать? — огрызнулся Гера. — Ведь такую имерию развалил. А Распутин — вурдалак похуже Вольдеморта. С нас и масонской ложи хватило.
         — А Дашнакцутюн? Это же царская охранка... чтобы за социалистами следить?
         — А, Дашнакцутюн твой... ну и продали бы они магию Турции за стакан горилки. 
         — Да, моя мама на того, кто не нравится, так и говорит "дашнак эс". А папа говорит... когда Союз развалился... по— русски говорит: "От кого отделяетесь? От царя в голове отделяетесь? Все равно же через месяц все в Москве будете"...
         — ...А дед говорит: "Делай добро и бросай его в воду"... — закончил за всех Джек. — Я тоже спать хочу.
         Он рывками задернул полог кровати, повозился там и затих. Герман, измученный никак не желающим заканчиваться вчерашним днем, достал из кармана брюк валидол в коробочке из— под леденцов и початый блистер чего— то психотропного.
         — Блин, тут какое— нибудь угомон— зелье будут давать, если мое кончится?
         
         ...В комнату ввалился Гурген:
         — Это ГУЛАГ совсем!
         — В смысле? — продрал глаза мирно спавший Соболевский. — Что случилось?
         — Нас будят по одному и допрашивают.
         Ребята осторожно разбудили мужиков и сообщили им, что МакГонагалл опустилась до методов НКВД. Мужики, не вылезая из— под своих пологов и притворяясь якобы спящими, перешептывались с ребятами громким шепотом.
         — Этого и следовало ожидать, мой юный друг, — вздернул нос Джек.
         — Да измутузить бы ее, и дело с концом, — отмахнулся Иван. — Хоть и леди.
         — А вдруг она наложит окаменяющее заклятье?
         Джек предложил парням попробовать освоить его самим и заколдовать Хагрида, а потом дать деру. На что скисший Герман устало возразил, что поесть— то им будет негде. Предложение искать Выручай— комнату он тоже отверг, ибо там не накормят точно, ибо еда есть первое исключение из какого— то там закона трансфигурации. Затем парни посовещались, обмениваясь впечатлениями о допросе. Германа она дотошно выспрашивала, как пользоваться электронным устройством, Гургену велела командовать змеей по— армянски. Древняя магия древнего языка оказалась сродни змееустию Салазара Слизерина – змея беспрекословно слушалась. Оказывается, директриса не решилась прикладывать к молодежи колдовство, ибо побоялась встретить какое— нибудь сопротивление.
         — Это для того, что мы читали Книгу. – Многозначительно заявил Гурген. Он всегда путался в выражениях «потому что» и «для того», но Герман не мог объяснить эту ошибку даже с точки зрения армянского языка.
         Видимо, старушенция уповала на маглов— простаков постарше, которых можно было бы и прикупить на дешевый  волшебный трюк. 
         — Иван Львович, только не пей с ней ничего, – умолял Герман. От волнения он и не заметил, как перескочил на «ты», —   и не позволяй ни в коем случае снимать со своей головы белые нити. Если она узнает про переход, мне хана…
         — Короче, я понял, подставлю тебя и твоих дружков, — миролюбиво заключил Ефремов, лишь бы что— то ответить. – Только ведь и мне самому уже хана. машину уже наверняка разул сторож, и оставшееся доворовывает его сменщик.
         — Да забрали ее за несанкционированную парковку, — успокаивал Джек. — На эвакуаторе увезли.
         — А что, и штраф вместо меня будешь ты платить? — наседал Иван.
         Даже замахнулся мобибьником на Джека, сожалея, что не умеет превратить его, например, в крысу. Гораздо проще, конечно же, было швырнуть достаточно увесистый девайс в обидчика.
         — Эксплеллиармус! — вовремя отреагировал Герман. Мобильник, описав красивую дугу в воздухе, переместился в его ладонь. 
         — Во дает, — ухмыльнулся Ефремов.
         — А я про что говорю!
         Оставшуюся часть времени парни натаскивали Ивана в четырехстороннем спарринге на обезоруживающее заклятие. Естественно, в пылу азарта расшумелись не на шутку. Хагриду пришлось ворваться и что было сил выхватить из этой кучи— малы Джека. Как только баталия на волшебных мобильниках стиха, Герман провалился в сон. А точнее, чуткое забытье. Джек отсутствовал недолго. Вернувшись обратно, скупо рассказал, что ведьма засунула его ноутбук в какую— то чашу, клубящуюся белым паром как ванькин мобильник, а сама торчала носом вниз.
         — Это она твоей порнухой увлеклась, — констатировал Иван.
         МакГонагалл заставила бедолагу выложить ей полное резюме и автобиографию. Все, что касалось его молодости, дружбы с Иваном и того, что он знает про пресловутую ожившую Цахик. Еще бы, про эту зловредную бабушку он слушал с семнадцати до тридцати пяти лет, а перед свадьбой Ивана и Сусаник даже случилось повидать это диво.
         — Ну правильно, твой телефон – тоже дубльдум, — Герман сознательно решил приучить себя говорить врачу «ты» вместо инфантильного «Иван Львович».
         — Что— что?
         — Ну та чаша, где она ноутбук вертит. – А потом резко сменил тему, обратившись к Джеку: — А портреты видал?
         — Чьи, бабушки Цахик?
         — Да нет, на стене в кабинете.
         — Нет, ни одного. Все рамы пустые.
         Замученный Джек опять задернул полог. Герман забрался к Гургену в балдахин и принялся надрывно гонять шары в гольф по блютусу.
         — Может, электричество побережешь? — предложил армянин.
         
    Смс 6. Иван vs Альбус
                                                                       
                                                                       
         Увод Ефремова оттягивался, нагнетая беспокойство. Вместо этого Хагрид отворил дверь и подал поднос с четырьмя приборами, вполне приемлемого размера супницей и жбанами с кремовой розово— коричневой бурдой с тонким запахом алкоголя
         — М— м, сливочное пиво… Давно хотел попробовать, — мечтательно нюхнул жбан Гера. – Но придется вылить. Вдруг там сыворотка.
         Ефремов только отвернулся, когда парень снес кружки в туалет. Похмелиться хотелось без исключения всем, но повиновались инстинкту самосохранения, если уж самый нетерпеливый отказался от соблазна. Суп пришлось тоже проигнорировать, а посему они дружно налегли на пирожки.
         — Ну и сухмень, — возмущался мучимый похмельем Ефремов, бубня сквозь набитый рот.
         — Пожалуйста, — из геркиного мобильника услужливо полилась родниковая вода.
         — Блин, а винца бы ты не мог нам наколдовать беленького? – язвил Джек.
         — Вино – исключение…
         — А вода?
         — Не знаю. – Герка пожал плечами. – Потому что без газа.
         — Так вот ты что, зараза, с чего в туалет избегался!
         Минут через 15— ть стражник хлопнул дверьми:
         — Ну что, этта… полопали? Ты, лысый, выходь, и посуду с собой неси.
         Ефремов поднялся, с трудом удерживая в трясущихся руках блюдо с супницей. Хагрид, заметив, что к первому пленники не притронулись, подхватил ее как изящную мисочку и беспечно опростал в четыре гребка половником. Едва поднос был вынесен в коридор, как он просто растворился в воздухе.
         — Ах, сука, мы тут как в изоляторе: даже транспортация предметов не работает! – возмутился Гера.
         — А может, мы для того Ассамблеум не попадем?
         — Не исключено.
         
         …Ефремова вели по коридорам, лестницы смыкались и размыкались за их спинами, на портретах по обе стороны коридора шевелились люди – дамы, рыцари и просто вельможи в кружевных воротниках. Наконец они подошли к позолоченному изваянию птицы — по словам ребят, это должен был быть феникс. Хагрид ткнул дубиной в статую, и провозгласил пароль:
         — Куст— курица!
         Феникс кивнул и повернулся вокруг своей оси, выпрастывая за своей спиной винтовую лесенку. Хагрид подтолкнул Ивана в спину, а сам остался внизу. Он был слишком велик для такого узкого лаза. Иван вошел в роскошно украшенную дверь и увидел комнату, сплошь уставленную склянками, которых было больше чем в лазарете, книгами с золотыми корешками, увешанную черными рамами без портретов. Два из них висели над столом, за которым сидела ведьма— директриса. По— викториански скромно одетая, она даже терялась в роскошном убранстве комнаты. Ноутбук теперь стоял перед ней. Она водила по нему волшебной палочкой.
         — Добро пожаловать, мистер Джон, – сухо улыбнулась МакГонагалл.
         Ефремов пощупал в кармане мобильник, припоминая заклинание. Директриса заметила его движение и выудила сотовый на воздух.
         — Мистер Герман сказал, что вы довольно ловко колдуете этими… мм… телефонами. Это умеют все маглы?
         — Нет, я узнал об этом только вчера. Они предназначены, чтобы посылать голос…
         Ведьма усмехнулась:
         — … У нас тоже есть радио, сэр. И письма— громовещатели. Лично я предпочитаю говорящего патронуса, — она, казалось, готова была пуститься в пространные рассуждения, но закончила весьма лаконично: —  Покажите, как вы вызываете его.
         Ефремов снял с воздуха трубку, и несколько раз попытался произнести заклинание. Сначала мобила разрядилась несколькими вспышками света, но потом породила плотного светящегося рачка. Рачок стал угрожающе раздуваться, и поплыл прямо на ведьму, щелкая клешнями. Директриса качнула остроконечной шляпой, уворачиваясь от агрессора, и рак шустро вплыл в левую раму. В раме появился бородатый старик, на вид похожий на нечто среднее между звездочетом и Дедом Морозом и ловко ухватил рачка за спинку. Потом посадил его на ладонь, и погладил другой рукой.
         — М… знаешь, Джон, как в детстве я любил драть раков. На речке в Хогсмиде. Каждый раз я оставлял одного и сажал в аквариум. Только он всякий раз подыхал. – Дед обернулся к директрисе: — Минерва, оставь нас наедине.
         Недовольно сморщившись, МакГонагалл фыркнула и подхватила сумку ноутбука. Как только она скрылась за дверью, старик продолжил:
         — Нет, ты только посмотри, Джон, как она зачиталась!
         — Да, сэр, — светски улыбнулся Иван, совершенно не представляя, в каком тоне разговаривать со стариком и как к нему обращаться. – Этой книгой зачитываются все от 10— ти до 95— ти, как сказал наш Герман. Хотя я ее так и не прочел. Говорят, Джоанн Роулинг сделала невозможное.
         Дед посерьезнел:
         — Джоанн Роулинг – подставное лицо. Точнее, наемный биографист. Это дневники самого Гарри, которые он вел с 11— ти лет. Полагаю, Минерва узнает о себе много нового.
         Дед слегка закатил глаза и процитировал::
         —  "...А у одной старой ведьмы в Бате нашли знаешь какую книгу —  откроешь, да так и будешь всю жизнь читать. И всё приходится делать одной рукой, а в другой— то книга!" Или объявит, что книга читает её саму. 
         —  Что— что? Книга читает сама себя? 
         —  Нет, свою читательницу. 
         —  Во жуть! —  поддакнул Ефремов, теряясь в догадках относительно намерений старика и директрисы. —  И что дальше? 
         —  Министерство конфискует, —  пожал плечами дед. 
         —  Абанамат! —  вспылил Ефремов и легонько пристукнул ладонью по столу. —  Женька ей башку оторвёт. 
         —  Во— первых, Джон, не бранись. Хорошо, что ты без палочки. Это матерное заклятье, вызывающее к жизни рой неприличных вещей. 
         —  Да это моя бабушка говорила... 
         —  Что ж, это — домашняя армянская магия. Сродни магии домовых эльфов. Среди людей, говорящих на армянском языке, довольно высок процент змееустия.
         —  Нет, я по— армянски не понимаю. Я ходил в грузинскую школу, учил грузинский и русский.
         —  Хьюго — змееуст.
         Ефермов с трудом допетрил, что речь идет о Гургене.
         —  Да какой он Хьюго...
         —  Нет, Джон, если вы хотите остаться в Хогвартсе, вам надо привыкать к английским именам, если вы не хотите выделяться.
         —  Разве нас оставят?
         —  Конечно.
         —  А директриса?
         Дед рассмеялся:
         —  Она выполняла свой долг.
         Ефремов поиграл кулаками. Дед перестал щекотать рачка— патронуса и уставился на Ивана пристальным взглядом голубых глаз. Иван ответил жестким прищуром карих:
         —  Ради чего вы устроили этот балаган?
         —  Отнюдь не балаган. Я испытывал вашу выдержку и сплоченность. 
         —  Да? Тогда вы слишком мягко с нами обошлись.
         —  Мякго? Возможно. Но я не имел право рисковать ни вашими жизнями, ни Университетом. Полагаю, если бы мы давили на вас жестче, вы бы разнесли весь пансионат по кирпичику. — Старик поправил очки— половинки на носу. — Можете привести своих друзей, а я велю вызвать профессора Лонгботтома. Увы, из того небытия, ноосферы я не могу колдовать. Он наложит на вас заклятие тайны, Фиделис.
         — А разве между нами теперь могут быть какие— то тайны? Если вы и так все про нас знаете...
         — Увы, не всё и не про всех. Увы, Минерва не знает про дневники Гарри абсолютно ничего. Это я велел ему опубликовать их. У меня был старый должок перед маглами, который мне стоило искупить.
         — А секрет, с которым носится Герман?...
         — ...Секрет Полишинеля. — Дед улыбнулся. — Да— да, именно про тот самый переход, над которым вы так трясетесь.
         — А миссис МакГонагалл?..
         — Нет, — жестко ответил дед. — Не знает и знать не должна. Мы с Невиллом... ах, простите, профессором Лонгботтомом действовали сообща и за ее спиной. Она должна сохранять безопасность Университета, иначе все действительно превратится в балаган. Именно для того нужно заклятие Фиделис.
         — Ничего не понимаю.
         — Это тема для отдельного разговора. Не сейчас, а потом, когда вы наконец отдохнете и выспитесь как следует. Можете взять у Филча комплекты белья. Невилл распорядится, чтобы лично тебе, Джон, выдали мою ночную сорочку.
         — Я бы предпочел пижаму, простите.
         — Хорошо. Пижаму так пижаму. Для вас четверых я оставляю пароль "куст— курица", иначе вы запутаетесь. Будете приходить сюда по мере необходимости. А теперь, возьмите монетку из вон той шкатулочки, — дед указал на стол. — Четыре штуки. Будете держать связь с Невиллом.
         Ефремов повиновался.
         Дед проинструктировал относительно того, как и с помощью каких заклинаний с ее помощью вызвать Невилла.
         — Простите, с кем имел честь... — замялся Ефремов. — Вы забыли представиться.
         — Ах да, друг мой, склероз, — рассмеялся дед. — Альбус Персиваль Брайан Вулфрик Дамблдор, бывший директор Хогвартса. Для вас пятерых — просто Альбус.
         — До свидания, Альбус.
         — До свидания, Джон.
         
         …Слушая рассказ Ефремова, ребята не переставали поражаться, особенно Гера, слегка раздосадованный тем, что дорого заплатил за бек— ап Снейпа. Гурген его успокоил, сославшись на слова Ивана о том, что колдовать с портрета все равно невозможно, и Снейпа все равно придется возрождать в случае необходимости. Джек продолжал злиться на директрису из— за нотика. Чтобы положить конец раздорам, Соболевский решил активировать монетку, сверяясь со списком заклинаний. А потом засунул ее в брелок в виде миниатюрного снитча с проволочными крылышками.
         — Терпенья не имеешь, —  резюмировал армянин.
         Через полчаса в комнату для гостей вошел элегантный молодой человек в длинной мантии. В нем почти невозможно было узнать того пухлощекого и зубастого подростка, каковым его видели в кино. Впрочем, найти подходящего актера и загримировать его до стопроцентного сходства (даже по требованию Роулинг!) было невозможно. 
         — Привет, Невилл. Здорово ты тогда Найгайну мечом Годрика… — набросился на него Соболевский с рукопожатием. Невилл оторопело ответил на его приветствие.—Как Гарри? Это правда, что они с Роном породнились?
         Ошарашенный его прытью Невилл кивнул головой:
         — Угу, дети… второму уже четыре. Я так понимаю, вы из Москвы в Отряд Дамблдора?
         — Орден Сокола, — поправил Джек.
         — Точнее, «против сокола», — уточнил Гера.
         — Что вам сказал Альбус?
         — Ничего определенного, говорил одними загадками, — возразил Ефремов.
         — А, он у нас такой. Чокнутый, — благоговейно изрек Лонгботтом. – Значит, объяснять придется мне.
         Объяснение было таковым: так как Дамблдор обитал в Ноосфере, он вполне мог пересекаться как с миром усопших, так и живых. А еще непосредственно входить в Интернет без всяких технических устройств. Можно сказать, что он сам стал Интернетом. Туда он поместил первые публикации дневников Гарри, направленных на объединение мира магов и маглов, чтобы положить конец отчаянному сепаратизму и вражде между чистокровками и маглородками. Писанина сразу же приобрела фантастическую популярность. В Гарри и волшебников начали играть маглы, постепенно перебазировавшись из Интернета в реал. Однако, он не учел, что маглы, зачитавшиеся этим писанием, стали создавать крестражи умерших волшебников.
         — Бек— апы, — поправил Гера. – Но по сути верно, одно и другое направлено на резервное копировании душ.
         Таким образом, кто— то возродил Вольдеморта в своем теле, но так как жизненная энергия Лорда была почти на нуле, новый Вольдеморт тоже едва жив.
         — Во псих! В дурдом его! – ликовал Гурген.
         — Значит, с вирусами из расшарки, — констатировал Соболевский.
         — Да, возможно вирусы и разрушили его личность до основания, личность этого парня погибла, — Лонгботтом был неумолим. – Если вынуть из него душу Вольдеморта, можно считать, что он труп. Тело тоже умрет у нас на глазах.
         — Но почему бек— ап Вольдеморта тоже жив?
         —  Возможно, потому, что Гарри не погиб при поединке. Или ваш магловский крестраж, — он упорно отказывался от слова бек— ап – обладает неведомой нам силой. Мы с Дамблдором оказались бессильны. Возродившийся Вольдеморт завел знакомство с каким— то гастарбайтером из бывших республик СССР…
         — Не армянин? – тщился и тщеславился Гурген.
         — Нет, какой— то другой национальности. Дядька захотел величия, и его предложение сорвало ему мозг. Вместе они забурились в Годрикову лощину, откуда стали выслали вызов Малфою. Люциус запросто стал посещать маглов… сначала просто поесть, а потом и для разведки. Вольдеморту нужен магловский врач.
         — Психиатр ему нужен, — отмахнулся Ефремов. – Вон, в любую книнику, и ЭСТ на полмесяца. Сразу все пройдет.
         — О нет, Вольдеморт с детства боялся психиатров. И тот парень, в чьем теле он живет сейчас, тоже. Точнее, боялся, ибо мозг его уже умер.
         — А в птицу не он вселился? – поинтересовался Джек.
         — Нет, птицей стала душа старой армянки, которую иногда встречал Альбус в своем бытии— небытии. Птица исчезла.
         — Но я же не психиатр, не терапевт, а так… нечто среднее… 
         — Все равно ты врач. И магл. И на 1\4 армянин. Значит, в тебе есть сила колдовства.
         Гурген просиял.
         — А про переход? – нетерпения Германа переходило все границы.
         — Альбус велел мне создать переход в самом сильном месте московских маглов, где собирались и поттероманы, и толкиенуты, и фанаты Джорджа Лукаса со «Звездными войнами». Я каждое Рождество отправлялся проведать Малфоя, как он тут шастает по магловскому миру, но никак не мог напасть на его след. Тебя я видел там часто. – Невилл изящно указал на Германа волшебной палочкой. – Когда исчезла птица, мы решили подложить на рынок заколдованный мобильник.
         — Да, я в палатке на Измайловском рынке его брал, — потупился Гера. – Уцененный какой— то. Странно, что с коробкой. Я еще подумал, странно как.
         — Однако то, что мобильник попадет в руки внука этой армянки, мы и сами не предполагали.
         — Ну вот, как все удачно получилось, — одобрительно распростер руки Ефремов.
         — Только что с тобой дальше делать, неизвестно, — в один голос проговорили Невилл и Джек.
         — После праздников я тут торчать не смогу, — заметил Иван Львович. – Если только Шишкина с Вайссманом подговорить, чтоб мне повышение квалификации устроили липовое.
         — А кто это – Вайссман? – поинтересовался Гурген.
         — Да ты его видел, главврач наш.
         — Оно происходит у тебя на работе? – осведомился Невилл.
         — Нет, в центре города.
         — Тогда можно устроить и настоящее. 
         — А пустить туда моего дубля? – Иван в принципе любил Стругацких и наконец решил, что Хогвартс – это не что иное, как НИИ ЧАВО. – И приказать ему транслировать знания в мою голову?
         — Дубля— то можно, но оборотное зелье действует не более пары часов. А с трансляцией будет худо. Совсем не получится. В принципе, пусть вас сторожит Герман.
         — Его не пустят. Он сам – тот еще депрессант.
         — А кого пустят?
         — А если оживить Снейпа? – предложил Гурген. – По фальшивым документам.
         — Ага, скажите, какие нужны, живо наколдую, — согласился Невилл.— Но с условием: вы будете по вечерам  преподавать в Хогвартсе?
         — Что, гадание на чайной гуще?
         — Ну зачем же. У нас есть свободная ставка после профессора Трелони. Она вела у нас предсказания, но недавно вконец ополоумела. В ее часы ведутся всякие дополнительные лекции для отстающих. Можете преподавать все, что умеете сами.
         — Патопсихологию! – обрадовался Гурген.
         — Ну, мы назовем это «головологией», чтобы не распугивать учеников магловскими словечками. Декан Гриффиндора это я, могу распоряжаться часами. 
         — Скажем, чтобы совершать предсказания без шаров и прочей атрибутики, только глядя на человека, — дофантазировал Гера.
         — Ага. Как только профессор МакГонагалл отлипнет от дневников Гарри, — улыбнулся Невилл. – Сразу же подаю служебную записку. Ну, а теперь давайте действительно вы отдохнёте. А— то уж больно бледные.. Может, всё— таки сливочного пива?
         — Да, да, да, — подхватил Ефремов,— Коль уж пускаться в эту ахинею, то уж на свежую голову, ага... А то все эти ваши Хогвартсы, трансформации, левитации, шмевитации — ну оооочень сложно понять с похмелья.
         — Я распоряжусь, питье и белье вам доставит Хагрид, — с едва заметной улыбкой согласился Лонгботтом.
         "Хагрид? А без этого криворукого верзилы нельзя?" —  промелькнуло в голове у Ивана. 
         — Ну вот и славненько, — произнёс он вслух.
         Несмотря на то, что желание оставаться в этой заварухе иногда пропадало напрочь, здравый смысл  подсказывал, что из игры— то как раз выйти и не получится. А посему Иван решил смириться с неизбежностью и плыть по течению.  Бабушка— ведьма — да замечательно, мобильники— телепортаторы — так оно ж вон как удобно получается, сливочное пиво — вообще просто клад. И ГАИ не придерётся, ага... 
         — А теперь, простите, я должен исполнить волю Альбуса, — извинился перед уходом Невилл.
         Опухшие гости выстроились в ряд в проходе между кроватей, как на пионерской линейке, и молодой декан по очереди коснулся их лбов волшебной палочкой. Теперь их тайна и неожиданно сложившаяся компания была скреплена магическими узами.
         Гурген затворил узорный витражи на окнах, а Герман увязался с Хагридом посмотреть на завхоза Филча и его кошку, Миссис Норрис.
    Смс 7. Здравствуй, птица, новый год!
                                                                       
                                                                       
         Пока дружная компания загорала в Хогвартсе, в Москве происходил лёгкий шурум— бурум. Кабинет Ефремова был покинут, но последним "живым" обитателем оставалась старая мобила. Сим-карта в ней присутствовала, а заряда пока хвататло, чтобы принимать звонки. Недовольно поежившись от очередного входящего, трубка медленно "поползла" к краю дивана. Настойчивый абонент не желал оставаться без ответа, заставляя аппарат углубляться в дебри задиванного пространства. Слой пыли оказался такой толщины, что трубка периодически мягко "застревала", сотрясая сероватую рыхлую кашицу..
         А в это время в квартире Ефремова...
         "Да чтож это он трубку-то не берёт?"
         Из угла в угол по маленькому, но вполне уютному коридорчику в квартире Ивана расхаживала Сусанна, сжимая в руках старенькую потёртую k510i. "Где тебя черти носят, Ефремов..."
         Так... Куда он там поехал? К дедушке Хорену. Отлично! Набираем дедушку.
         Мерный зуммер, ставший, похоже, гимном вечера, уже начинал раздражать Сусанну. Но тут, предвидя ближущийся "взрыв", трубку сняли.
         -- Алло!-- чуть ли не кричала женщина, опережая собеседника
         -- Не надо так кричать..Я пусть и староват стал,но слышу пока неплохо.
         -- Извините, дедушка Хорен. Я не могу дозвонить до Ивана, поэтому и нервничаю. Что у него с трубой?
         --Вах! Сусанна! Ты звонишь мне, чтобы узнать что с новой игрушкой твоего ненаглядного Вано?! 
         -- ?!
         -- Тебе стоило бы самой спросить у него
         -- Так позовите его к телефону!..
         -- Ох, Сусса.. Может мне приехать к вам? Что-то у вас там не так.. Или может Гочу прислать?
         -- Да дайте же Ефремову трубку!
         -- Да как же я ему дам трубку!? Если он с тобой в одной квартире живёт, а не со мной!
         До Сусанны начал доходить смысл происходящего.
         -- Дедушка, надеюсь, с вами всё в порядке?
         -- О господи Иисусе! Да пока не жалуюсь!
         -- И ни в какую больницу вы не собирались?
         -- Да ни за какие коврижки! Меня ещё после прошлого раза призрак санитарки по ночам тревожит. Ты бы видела, как она смачно выглядит ночью, в темноте да ещё и в колпаке с двумя утками наперевес! И это с её ста пятьюдесятью килограммами живого веса. Тень отца Гамлета отдыхает
         -- Ну рада за вас.. Так Ефремов не заезжал?
         -- Ох.. Нет, но мы были бы рады. Может, и вправду приедете к нам? И Ирочку привозите.. А-то больно голос у тебя нервный. Отдохнёте..
         -- Обязательно. Как-нибудь соберёмся. Только Вано найду для начала.-- "Ну гад.. Ну объявишься ты у меня!"
         -- Он потерялся?!
         -- О, нет.. Я не это имела в виду! 
         -- У вас точно всё нормально???
         -- Да, да, всё просто замечательно! Ну я пожалуй заканчиваю.. А-то переговоры с Тбилиси.. В общем, сами знаете. С праздниками вас, и Гоче привет передавайте. Я ещё позвоню на днях.
         Распрощавшись с дедушкой, Сусанна со злости чуть не хлопнула телефон об пол. "Наврать! Да так нагло наврать жене! Нет, чтоб как все нормальные люди, дома, с женой.. Нееет, этому старому .... опять приключений захотелось! Опять на молоденьких потянуло! Ну конечно, "Седина в бороду, бес в ребро" или как там у нас говорится. Опять с этой шалавой связался. Адреналинчику ему не хватало, мать его ити..  Экстремал, чтоб его.. Так.. "
         Сусанна заключила виски в указательных пальцах, начиная круговые движения. Обычно, такой массаж помогал.
         "Как там он называл эту .. Ну как её... "Кружка".. Или "Чашка".. "Фужер", блин! Вроде бы "Чашка".. Ну и имечко.. Интересно, а как она-то его называла?! "Осёл" ?!! Было бы в самый раз.. Неет, блин... "Чайничек", воо... Самое подходящее, точно.. Водичку наливаем - выливаем.. наливаем-выливаааем.. Мда.. "
         Раздумывая над тем, где же в очередной раз искать Ефремова, Сусанна всё больше и больше вспоминала подробности той неприятной истории. Постепенно, действо переместилось на диван, а сама Сусса укуталась в плед. Но чем больше воспоминаний проступало в мозгу, тем больше удавиться хотелось бедной женщине. Несправедливо. Обидно. Жалея саму себя, а ещё больше -- своего ненаглядного после возвращения, хозяйка погружалась в сладостную дремоту, перекочевавшую в крепкий, весьма приятный и утешительный сон. Тоненькие влажные дорожки почти высохли на щеках уснувшей, когда за окном начинал брезжить сумерки...
         К ним домой заявилась пожилая женщина с ваниной работы и наезжала, якобы Иван напустил на нее бешеную живность, а потом, дескать, та женщина начала чесаться. Сусанна хотела спустить чесоточную дурочку с лестницы, но та грозно развернула платок на голове. Между волос и правда топорщились перья. Пожилая гостья с досадой вырвала пучок перьев, и грозно швырнула его в хозяйку. Ости перьев были остры как иглы. По рукам Сусанны потекли капли крови. Огорченная подобным подарочком, Сусанна захлопнула дверь и, видимо, пошла умываться. 
         
         
         Расстроенная Нина Михайловна поехала к метро, благо что до Юго— Западной было совсем недалеко, 25 минут на автобусе. По дороге она проголодалась и по приезде к цели грешным делом прикинула, не купить ли ей чего в американском молодежном кафе. Идея эта сразу же отпала, и регистраторша побрела купить горячую булочку. Уютно устроившись со стаканом какао за стойкой у палатки, старушка увидела на крыше давешнюю пустельгу. Мысленно кляня ближайший лесопарк, Нина Михайловна украдкой вырвала у себя еще пучок дротиков и начала прицельный обстрел. Птица неловко уворачивалась и вскрикивала, а потом и вовсе тяжело спорхнула с насеста. Прихватив остатки булочки, Нина Михайловна бросилась в погоню.
         Нужно ли уточнять, что она окончилась в Годриковой лощине?
         - Отдай шапку, тварь!– верещала Нина Михайловна, вваливаясь в дверь за пустельгой. – Норковая же, муж-покойник подарил!
         Цахик ухмылялась и затаскивала неповоротливую шапку на шкаф.
         - Может, я гнездо из нее совью,- огрызалась она оттуда.
         На шум медленно и величаво вступил Малфой, собрав мантию за спиной, так что было видно одну лишь косуху.
         - Что, попалась, маглянка из поликлиники?
         - Беглянка? Да уж, сбежишь тут с вами. – Регистратура размотала платок, досадно вырвала еще клок перьев и с железным треском вонзила в дощатый пол. – Вон как меня эта стервь изуродовала.
         Малфой кивнул Горану:
         - Глянь-ка, оборотень. Как наш Сивый.
         - Что ж, оборотни нам нужны, - поморщился Горан, подумав, что будет, если бабка начнет швыряться пиками в них. – Это никакой Сектусемпры не надо.
         Он потянулся к полу за дротиками, с силой выдернул их и подступил к регистраторше, безобразно ухмыляясь:
         - Что, бабка, будешь с нами сотрудничать, а то ведь саму тебя истыкаем.
         Только сейчас до старушки начало доходить, в какую компанию она попала. Однако гонор не позволял ей просто так унижаться:
         - Ты бы, морда твоя молдаванская… - Горан ткнул ее дротиками, и она осеклась. – Что вам надо? Да, из поликлиники я, в регистратуре работаю…
         - А ну, говори, куда Ефремов пропал!
         - Да не знаю, куда он пропал. Друг к нему на машине приехал, а потом еще двое как из воздуха. Как пришли, не видела. Посидели с час, урядились ведьмаками да на колядки поехали. Так ведь у них же отпуск начался, нерусь ты непонятливый. Кто ж в выходной-то работает.
         - Я, - прорычал Горан. Он и к Малфою-то вырывался на пару часов по вечерам, ибо исчезать со стройки, с места постоянного жительства было подозрительно.
         - Да честное слово, не знаю я больше ничего. Домой к нему ездила, и дома нет. И жена вся в грустях. Злая как вы. С лестницы спустила, дурдом хотела вызвать. Но я ее тоже… себя в обиду не дала.
         - Что, перьями своими?
         - Угу.
         - Гы, и теперь Жена Ефремова тоже оборотень. Что ж, похвально.
         Малфой опустил мантию, огладил полы и отрекомендовался:
         - Да мы и сами ведьмаки те еще. Вон, смотри, - он шуганул птицу и заклятием разорвал норковую шапку в клочья. -  Будешь с нами колдовать, или мы тебя так же?
         - Ой, колдуйте чего хотите, а с меня не спрашивайте. Лишь бы мне эту дрянь кусачую больше не видать.
         - А придется, бабушка, - ухмыльнулся Малфой и занес над ее рукой волшебную палочку, так и не решив, оборвать ли ей руку или нанести черную метку.
         
         Цахик опустилась на плечо Вольдеморта.
         - Ну что, Товмас, все хвораешь? – ей одной он позволял называть себя магловским именем. Потому что она произносила его как-то по-особенному, с прочувствованной ноткой материнства, чего он был лишен в детстве. 
         - Что-нибудь новенькое? – Вольдеморт устало прищурил веки.
         Цахик отрицательно покачала головой:
         - Нина не врет. Она ничего не видела. Разве что…
         - Да, Цахик, я слышал, - перебил Лорд, а потом кликнул Малфоя. -  Увы, Люциус, я вынужден набирать армию из маглов. Посвяти ее в Пожиратели.
         - Товмас, - певуче затянула пустельга, - как же ты мог видеть все, что происходило за твоей спиной? Пока там была я, ты глядел на них моими глазами, а потом?
         Вольдеморт показал электронную лампу.
         - Ты выкрутила этот волшебный колпак из ихнего… магловизора или как ты там его называешь. Я наладил телепатическую связь с кабинетом Ивана. Связь то и дело обрывалась, но вспыхивала тогда, когда они начинали колдовать. Это магия вдохнула жизнь в этот фонарь.
         
         
         ...Гурген проснулся раньше всех, мрачный и недовольный. Пораздёргивал пологи друзьям, и начал бурчать:
         - На работу хочу.
         - Урод, - отмахнулся Гера, не разевая опухших глаз. - Работа, работа, сойди на Федота... 
         Он шевельнул рукой, имитируя крестное знамение. Джек хохотнул:
         - А ты уехал в Ереван!
         - Вот-вот, в САРе билеты продавали подешевке.
         - Ага, хуй тебе. Чтоб мне зарплаты не дали?
         - Зарплата, зарплата, приди от Кондрата... - бубнил Гера сквозь дрёму, сладко ворочаясь.
         - Бриться хочу. - Армянин посучил скрюченными пальцами у чумазого лица, изображая, как ему противно. - А маги как бреются?
         - Заклинанием.
         - А знаешь?
         - Нет. Даже понятия не имею. - Герка вскочил на кровати и открыл глаза. - Слушай, отстань! Я тут тебе пакет принес. Вон, под столом. Там всё положено! 
         И снова бухнулся на постель. Гурген убито полез за свертком в пергаменте: в свертке лежала опасная бритва, горшочек пены и жёлтое махровое полотенце.
         - А ты сказал "заклинанием"...
         - Да вчера у Филча выпросил. Сказал, гость из министерства сломал палочку. Отдавай бритву, сукин сквиб, а то ещё, глядишь, уволят.
         - Сукин кто?
         - А, тоже неволшебник.
         - А я такой бритвой не умею. И не буду.
         - Прирежу, - досадливо пригрозил Гера. - Знал бы, чего стоило выпросить что-то у Филча, так не вякал.
         В итоге Гургена побрил Джек, а заодно привёл в порядок и себя на тот случай, если удастся выбраться.
         Гурген тщательно выстирал мыльное полотенце и справился у Хагрида насчет завтрака. Герман просился посмотреть главный зал, однако лесник-привратник ничего без распоряжений свыше предпринять не мог. Пришлось призвать на помощь мистера Лонгботтома. 
         Несмотря на утренние дела Невилл не замедлил явиться.
         - Увы, ваше пребывание здесь в таком количестве лучше не обнаруживать. Хотя бы до тех пор, пока мистер Джон не займёт ставку по головологии.
         - Но двоим из нас нужно выбираться отсюда по неотложным делам!
         Невилл внимательно выслушал аргументы и распорядился насчёт завтрака на пятерых и вестовой совы. Хагрид принес огромный поднос еды и отправился на совятню. Гости исследовали супницу и обнаружили в ней овсяную кашу весьма жидкую и противную.
         - Фе, у нас в пищеблоке лучше готовят, - тосковал Гурген.
         - Зато пирог из ромбоспина, - приосанился Невилл.
         Герка обрадовался: поттероманы все как один мечтали поесть такое и жуть как завидовали тем, кто бывал в Хогвартсе. 
         - А кто этот спиногрыз? - Ефремов наконец вылез из постели на запах. В синей звездчатой пижаме он был похож на Альбуса.
         - Ящерка огромная, меховая, с клетками на спине, - похвалялся знаниями Герман, но сразу понял, что сморозил лишку.
         - В 90е у нас ели мясо собаки, - пришел на выручку Гурген. - А в Кировакане тогда собаки людей ели, мертвых. Когда было это... еркрашарж...
         - Землетрясение, - оперативно перевел Гера.
         - Я малыш был, почти не помню, - армянин торопился свернуть эту тему, хотя в его воспоминании возникли руины, палаточный городок и иностранные  спасатели, расстреливающие диких и одичавших собак... И дядя, потерявший несколько пальцев, которые загноились от ссадины, когда тот разгребал завалы.
         - Я тоже в детстве страшное пережил, мистер Герман знает, - поддавшись общему настроению, потянул Невилл. А потом слегка подправил тему разговора: - а это не ваша крылатая бабушка устроила?
         - Нет, не думаю. Она взглядом цыплят морила, да бочки переворачивала.
         - А по годам сходится: ты женился, Сусанка - из Азербайджана... Землетрясение было, а потом армяне азеров убивать начали в отместку... Будто это они начали... 
         - Дурак ты, Джека, это ж бабушка, а не министр обороны. И не Вольдеморт, - парировал Иван.
         - А Вольдеморт это не мог? - поинтересовался Гурген.
         - Нет, - грустно покачал головой Невилл. - Он тогда был без тела.
         Повисла пауза - каждый думал о своём, но все мысли крутились вокруг Цахик и Вольдеморта. Хагрид принес сову и рулон пергамента.
         - А пирог похож на матнакаш, - Гурген уже расправился с кашей и принялся за хлебное.
         - Скорее на грузинский лаваш с начинкой, - отметил Иван. - Бабушка пекла иногда, только они сырые выходили.
         - А кому ты пишешь, Невилл? - Герман заглянул в пергамент Невилла, но там городились латинские буковки. Он наставил мобилу на лист: - Транслатум лингва!
         - Фините инкантатем! - парировал Невилл, видя, что буквы превращаются в русские слова. - Рону Уизли. Он стал Аврором и иногда подрабатывает в хохмазине у Джорджа. Пусть он приедет.
         - Но у него же тоже должна быть связная монетка?
         - Нет, потерял давно. Пусть заберет мантию-невидимку у Гарри и подъедет. Надо потолковать.
         - А Артур все еще в Министерстве?
         - Угу. Отдел Магловедения. Это мы с ним и Роном организовали Переход.
         - Только на Измайловской? А в Интернете он есть?
         - Не знаю, Артур так даже компьютера не видал, хотя с мобильниками один раз сталкивался. Когда заколдовывал. 
         - А мантия нам зачем?
         - Чтобы вы могли безопасно разгуливать вокруг Хогвартса.
         - Отчего же наши ролевики шастали тут в открытую?
         - Я не допускал их в замок, наблюдал, выбирал... кормил в конце концов... а вы пробрались. По идее, вас должен был задержать Хагрид, но он остолоп и повелся на малейшее вранье. Увидел белый халат и поверил, что вы комиссия колдомедиков.
         - А как же я пробрался к Филчу?
         - Ночь-то, после отбоя? Скажи спасибо нашему Уставу.
         - Слушай, Нев, мне очень нужно в интернет.
         - Ваш компьютер у миссис МакГонагалл. Вряд ли она отдаст его в течение ближайшего дня.
         - Слушай, отдайте его или выпустите меня из комнаты. Мне срочно!
         - Я запрещаю тебе, мистер Герман!..
         - Просто "Гера", пожалуйста...
         - Хорошо, Гера. Я боюсь, что ты бросишь Ефремова одного. Вы даже не помните, в какую колонну надо прыгать, чтоб попасть на Измайлово!
         - Это точно, - подтвердил Джек.
         - ... А так вы попадете в Лондон. Можете творить что хотите в Москве, но в Лондоне вас застукает Министерство, и тогда Артуру хана. И Переходу тоже.
         - Слушай, Невилл, проводи нас с Гуго к Альбусу, мы хоть Снейпа из бек-апа возродим.
         - Рано. Дождитесь Рональда, пожалуйста.
         Гурген грохнул ножом по столу.
         - Гуго, не психуй. - Приказал Ефремов. - Я тебя на полдня отпрошу. У тебя с собой номер твоей заведующей?
         Гурген бросил ему свою мобилу:
         - Заряд не уменьшается, странно...
         - Тут энегрия из воздуха течет, - предположил Гера. - Так ведь, мистер Лонгботтом?
         Невилл не отреагировал на панибратство. Ефремов тыкал клавиши телефона, ища записную книгу. Модная мобила пищала, но не сдавалась. Наконец Иван Львович дозвонился до больницы.
         - Катя?.. напиши Гургену Арутюняну отгул на полдня. Мы тут кое-чем заняты... Ну как чем... у нас охранник напился, надо подменить... ага... замену ищем... да, а Валерий Григорьич не может, он сменился уже... Пусть Гурген у меня посидит... Да, с меня цветы.
         - У вас тут есть... мм... как это... зимний садик? - осведомился Гурген.
         - Есть. Вообще-то в нем распоряжаюсь я. Я преподаю гербологию.
         - Разве не зельеделие, Нев?
         - Что ты, куда мне. Северус на портрете бы перевернулся. Вверх тормашками, - улыбнулся Лонгботтом.
         Он поднялся, выбросил сову в окно, а потом убрал со стола грязную посуду. Направился к выходу. 
         - Хагрид принесет пива, если хотите.
         - Нет уж, - воспротивился Герман. - Иван Львович и так слишком много пьет. Ему пора отдохнуть от этого.
         - Ну тогда тыквенный сок.
         
         Через час заявился Рон. Высоченный, рыжий, с пустыми голубыми глазами и скептической гримасой на лице. В одной руке он тащил метлу, а в другой сверток, перетянутый бечевкой.
         Единственное, что он позволил себе, это рукопожатие с Германом. Молчком вывел сначала Гургена, укутав его в мантию, а потом за Джеком. Вернулся, положил мантию на тумбочку.
         - Где они?
         - За хижиной Хагрида, - буркнул Рон. - Сейчас летим.
         Ефремов тоже приуныл, ведь ему придется коротать время с надоедливым пациентом наедине. Как вести себя с ним, он не представлял.
         
         
    Смс 8. Птичий щебет
                                                                       
                                                                       
         
         ...Горан снова сидел с бутылой, хотя Люциус снова бурчал, дескать маглы слишком много пьют. Однако тот ответил, что старух обязательно надо свести на брудершафт. Окосевшая Цахик едва ли не целоваться лезла к регистратуре и втолковывала ей, что Лорду нужна хорошая сиделка. Нина Михайловна, узнав, что придется ещё и собирать яд с гадюки, очень испугалась.  Сразу заверещала, что до пенсии она работала в цеху электролиза, но это даже не так опасно, как змея.
         Люциус открыл ей сундук и показал пленницу, ростом с небольшого питона. Нина успокоилась, признав в ней обычного полоза.
         - А откуда яд у неё? Она что, случки просит?
         - Да так, колданули, - уговаривал Горан, - невредный яд-то, особенно оборотню. 
         - Дайте хоть на деда-то поглядеть, сильно ж он больной?
         - Отощал, есть ничего не может, только яд от змеи. А со всего другого тошнит.
         - Так это уже истощение. Врача ему надо.
         - Вот Ефремова сюда надо пригласить. 
         - А разве у вас, колдунов, своих врачей нет?
         - Да даже больница есть, только его туда класть нельзя, - усмехнулся Люциус, - сразу под трибунал попадёт. Подставили его, невиновного.
         Нина Михайловна ещё побурчала насчет того, кто ж его подставил, а Малфой с удовольствием стравил ей легенду про злодея Дамблдора, который едва не отчислил его из университета, а потом когда тот закончил его, стал дипломированным мракоборцем и через 18 лет стал охотиться за учителем, натравил на него некоего Грин-де-Вальда, своего дружка. В схватке этого Грин-де-Вальда прикончил Дамблдор, прятавшийся неподалёку, а Вольдеморта посадили за убийство. Потом-то Лорду удалось сбежать с каторги, но здоровье было испорчено. Правда, нашелся мальчик, который вылечил его философским камнем, но через 7 лет действие лекарства закончилось, и Лорду стало хуже. Так что того мальчика, который сейчас вырос, тоже надо наказать.
         Горан посмеивался в душе, а Нина Михайловна расчувствовалась:
         - А Иван Львович разве поможет?
         - Угу, он мой внук, а значит тоже маг, - отозвалась Цахик. - Я с небес видала, какие он чудеса творил. 
         Малфой проводил Нину к Вольдеморту и вернулся.
         - Сейчас он наложит на неё заклятье повиновения Империо, - пояснил он Цахик Карапетовне. - Не выкарабкается. Мозгов не хватит.
         - А сам-то ты не под Империо находишься? - язвил Горан.
         - Под Империо мозг отказывает, - парировал Люциус.
         - То-то и оно, что факт, - Горан улыбнулся во всю морду. - Ну, нянька нашлась, а ты теперь куда подашься?
         - На стройку пойду. - Это был сарказм.
         - Давно бы. А я - в Молдавию поеду, виноград разводить.
         - А лучше, в Грузию, - потянула Цахик.
         - Там НАТО, нам не надо, - стихами заговорил Горан.
         - Слушайте ребята, - заговорщицки продолжила стих Цахик, - мы едем в Армению.
         - Никогда там не бывала? - буркнул Малфой.
         - Есть идея! - птица подняла крыло. - Там грядут выборы. Можно использовать одного. Этот ради победы использует хоть что, хоть сделку с дьяволом.
         - Опять маглы? Нет уж. Может хватит уже? - Малфой даже вскочил из-за стола. - Я лучше буду... лучше соберу новую гвардию чистокровок. Есть у меня одна идейка на примете: Бетельгейзе Лестранж-Розье! И наша молодёжь.
         - Нет уж, ты точно сидишь под империо. Кто ж с тобой нищим будет цацкаться. Наша молодежь не так мала, чтобы слушать нас безоговорочно.
         - Тише, - оборвала Цахик. - Излагаю план...
         
         
         Утренний душ должен хоть как-то подействовать. Весь этот вчерашний (да и сегодняшний) кошмар не мог оказаться правдой. Не должен. Бабка, перья, Ефремов, дедушка Хорен.. Сон. Шерстяная водолазка, домашние брюки, лиф - всё постепенно, дожидаясь своей очереди, опускалось на холодный кафельный пол. Вода приятно журчала, заставляя расслабиться и ни о чем не думать. К черту их всех.. И Ефремова вместе с ними. Забрать Иринку и к маме.. Там, по крайней мере, нет никаких сумасшедших старух. 
         Горячие струйки потекли по заледеневшим рукам, постепенно отдавая тепло телу. Пар осаждался на стекле зеркала, создавая мутную матовую плёнку. 
         Окончательно согревшись, Сусанна ступила на холодный пол. Надо привести себя в порядок, праздники в конце концов. Открыв шкафчик аптечки, по-привычке она достала противозачаточные." Хотя.. Хмм.. Зачем они мне теперь? Ефремов куда-то смылся, любовников отродясь не было.. Впрочем, праздники же? Гулять так гулять.." Пара таблеток отправилась в рот, запитая водой из под крана. Протерев зеркало от сконденсировавшегося пара, Сусанна выронила упаковку. Из отражения на неё смотрела женщина, чем-то напоминающая её саму, но с каким-то ужасный, животным выражением лица, нелепым индюшачим пухом меж роскошных каштановых волос. "Это сон.. Всего лишь продолжение ужасного ночного кошмара" шептала она сама себе, закрыв рукам глаза и пытаясь не расплакаться. Собравшись с силами, Сусанна оторвала руки от лица и, заставив себя взглянуть в зеркало, она увидела своё собственное отражение. Такое же, как и всегда, только теперь с лёгкой печатью грусти и тёмными полукружьями усталости, залегшими под глазами. "Показалось.. ?" Всё ещё разглядывая своё отражение в зеркале, Суса подумала, что неплохо бы начать пить успокоительные. Так ведь и свихнуться недолго.. 
         От звонка в дверь Сусанна чуть не подпрыгнула. "Ефремов?!" пронеслось в голове. Наспех набрасывая шелковый халат, она вылетела в коридор, уже прикидывая в мозгу планы мести благоверному. Дверной замок заскрежетал, сначала нехотя, потом всё плавнее. Но взору жены предстал отнюдь не муж, а мявшийся на пороге с видом провинившегося школьника Жека, его лучший друг, соратник и собутыльник. 
         -- Ефремова нет, приходите в следующей жизни.--огрызнулась Сусанна, не давая гостю даже поприветствовать её.
         -- Да я, собственно, знаю..
         -- Что?!!-- Сусанна отшатнулась, давая гостю возможность пройти в квартиру
         -- Знаю, говорю.. Звонил он, ага. Прям перед праздниками и звонил. Говорил, его, мол, в командировку отправляют. Где-то там у них в филиале в каком-то психи перед праздником взбунтовались, надо бы успокоить. Ну а Ванька, ты ж его знаешь, он у нас это, самоотверженный, да. Всё людям, всё для людей, себя не жалеет, ага. Сорвался и поехал. Тебе, сказал, звонил. Думал, всё быстро уладит, беспокоить не хотел. Вот, видимо, задерживается..
         Сусанна слушала молча, лишь изредка меряя Джека оценивающим взглядом. "Интересно, он так самозабвенно отмазывает Ефремова потому что он его сам попросил или потому что всё это реально правда?". А в воспаленном ревностью сознании уже зрела мысль о том, как бы отомстить Ефремову за её мучения. Да хоть бы с этим вот Жекой. Так даже лучше -- все свои.
         --..ну вот и в общем, я узнать пришел как ты, как Иринка, ничего ли не надо?
         -- Проходи.
         --?
         --Проходи, говорю, чай пить будем. С коньяком. 
         -- Не откажусь, не откажусь 
         "Да и зачем отказываться? Чай с коньяком ещё никому не вредил, да и после этого чокнутого Хогвартса нормальная выпивка будет очень кстати. Пусть и с чаем"
         Проходя через коридор в кухню, Джек отметил валяющийся плед в зале и кружевное бельё на полу в ванной, дверь в которую до сих пор была открыта. Отогнав нехорошие мысли, Джек проследовал в кухню. Как и всё остальное в квартире Ефремовых, кухонька была маленькой. В ней едва помещались стол, четыре стула, микроволновка и плита. Холодильник громоздился в коридоре. 
         -- Тебе горячий или не очень? -- Сусанна отвлекла Джека от мыслей, уже роившихся в его голове. 
         --Да в принципе всё равно.. Коньяка побольше пожалуйста. Спасибо
         "Надо же.. Какие все вежливые.. "Пожалуйста", "Спасибо".. Знает ведь что с Ефремовым и молчит. А иначе б не при езжал. Да и не успокаивал. И в бред этот про психов слабо верится. Впрочем, понеслась.."
         --Держи -- Сусанна разливала по чашкам горячий чай.-- Жека, а ты у нас так и не женился?
         --Эмм.. Что?!
         "Вообще-то я думал, она про Ваньку спрашивать начнёт.."
         -- Женат ты, спрашиваю?!
         -- Ээ.. Да нет вроде бы..
         ---Интересный ты, Жека.. -- усмехнулась Сусанна,-- "Вроде бы" -- это как?
         -- ДА нет, не женат я, не женат
         -- Это хорошо..
         -- Я тоже так думаю -- присоединив к ответу одну из тех улыбок, которыми он "клеил" девочек, сказал Джек
         Сусанна встала и как бы невзначай оперлась на стол перед самым носом Джека, крутя в руках чашку.
         -- И что, девушки совсем нет? -- рука её опустилась на плечи к Джеку, поправляя воротник рубахи и смахивая несуществующие пылинки
         -- Да нет вообще-то... А зачем ты спрашиваешь? 
         --ДА так.. Просто понимаешь, Жека.. -- она уже отставила чашку на стол и уселась лицом к Джеку ему же на колени, чуть распахнув при этом полы халата -- я тут одна.. Все праздники! Иринка у подружки на все выходные, Ефремов у своих психов, а мне так скууучно! -- уже прижимаясь к Джеку и держа лацканы воротника обоими руками говорила Сусанна -- Может.. 
         Джеку пришлось ухватиться за талию Сусы чтобы не свалиться со стула. Сглотнув, он еле выдавил слова
         --Суса, ты что??? Да Ефремов меня порвёт если узнает!
         --А если не узнает? Кто ему скажет?! -- женщина ловила взгляд Джека, пытаясь заставить его посмотреть себе в глаза, а тот постоянно пытался отвернуться
         -- Неет, знаешь ли.. -- но он врал сам себе, ибо ему это начинало нравиться. Он всё нежнее обхватывал талию жены друга, рискуя упасть, и потихонечку прижимался к ней. Отворачиваться уже казалось невозможным, потому как Сусанна жадно искала его взгляды и с какой-то горькой и одновременно игривой усмешкой смотрела на него. Но неожиданно, под лёгким шелком он нащупал что-то, что заставило его отшатнуться, свалившись со стула. За собой он потянул Сусанну, которая попыталась упасть на него, но он увернуся, предоставив женщине падать самостоятельно. Полы халата распахнулись и он слегка сполз с тела упавшей, тут Джек увидел то, о чем догадывался, но боялся предположить. Талию и спину Сусы покрывал пух, на подобии индюшиного, только чуть мягче.
         --Что это???
         --Аа..это.. ДА не обращай ты внимания! -- Сусанна попыталась забраться на Джека, пока тот ещё был в шоке
         --Нееет, Суса.. Извини.. Да и вообще, мне бежать надо, я опаздываю. Опаздываю, да! Там у меня дел ещё куча.. -- Джек встал, отряхиваясь, и быстро, пока его никто не останавливал, последовал к выходу
         --Да куда тебе там надо??? Что, не хочешь с Ефремовым делить его чайный набор да?!! Знаю я всё! Ни в какой он ни в командировке!!! Опять к своей шалаве срулил, а ты его прикрываешь! На двоих её делите, да?! И как? Хватает?! Или под стать ей ещё кого нашли? Сервиз составлять не думаете?!! -- женщина кричала, даже не встав ещё на ноги. Она просто сидела и бессильно колотила по полу дрожащими руками -- Катись! Катись к своей Чашке! И Ефремову передай, что он может не торопиться. Я уезжаю к маме!!!
         Дверь захлопнулась до того, как она успела прокричать последнюю фразу. Джек почти бегом спускался по лестнице, желая поскорее оказаться на улице, на свежем воздухе."Да что за черт?... Что за бред-то такой?! Откуда на ней пух??? и вообще, она ли это?!Хотя.. Мало ли что с бабой без мужика случится.. ДА и нервы у неё, похоже сдают.. Шалаву Ванькину вспомнила зачем-то.. Впрочем, пусть лучше думает что он у неё, а Ванька потом сам с ней объясняться будет. Ну их нафиг и всю их семейку.. Пошел, блин, на свою голову.. "Успокоил".."
         
         
         … Цахик вкручивала Горану про курдов, которые пачками иммигрировали в Армению с тех пор, как перестали помогать туркам в резне армян, а потому и сами превратились в объект для геноцида, меняли фамилии, приставляя к родным окончания «ян», но тем самым все равно не становясь армянами, а напротив, становясь объектом и для поношения армянами, и что Курдская рабочая партия запросто станет оплотом Пожирателей помимо партии Дашнакцутюн, которая в первую империалистическую тоже работала на турок… Молдаванин поддакивал с увлеченностью, периодически вкручивая что-то о столь же непризнанной республике Гагоузия, как и пресловутое Приднестровье, с той лишь разницей, что гагоузы некогда были мусульманами, а потом стали христианами, и по-молдавски «гагоуз» означает «предатель»… Взаимопонимание было полнейшим, птица растолковывала политическую обстановку в стране так, как будто эти 20 лет просидела дома возле радио и телевизора, а не влачила бестелесное развоплощенное существование.
         -  И откуда ты все это знаешь. Бабушка? – любопытствовал Горан.
         -  Я эти двадцать лет в Камалоке провела.
         -  А что это, молока твоя?
         -  Типа ад - не ад, а так, вроде христианского чистилища, только души оттуда ни в какой рай не берут, а они там остаются.
         -  А то, что в Англии делалось, ты знала?
         -  Нет, из Камалоки можно только за своей страной следить, где родился, где умер, на ту страну и сверху глядишь.
         -  А Лорд-то как туда попал, в нашу советскую Камалоку?
         -   Маг он, наверное, вот и попал. Не знаю, а то что мы с ним 10 лет душа в душу встречались…
         Люциусу надоело слушать окополитеческие бредни бывшего СССР, в которых он ни рожна ни смыслил. Подобрав со стола опивки ставшей традиционной водки (дрянь, куда хуже доброго глотка огневиски за домашним столом), он горько допил содержимое бутылки и неторопливо зачаровал камин на сеанс каминной связи. В языках пламени появилась стриженая голова не то взрослой девушки, не то четырнадцатилетнего юноши с черным пушком на верхней губе. Молодое существо непонятного пола курило тонкую трубку, время от времени подхватывая чубук тонкими руками с массивной мужской печаткой в виде змеи, поедающей агатовый квадрат.
         -  Приветствую тебя, Марти Стю - отозвался Люциус, улыбаясь вздернутыми уголками губ.
         Бесполое существо по имени Марти нахохлилось, поежилось, надсадно кашлянуло и что-то неразборчиво буркнуло в ответ.
         -  Как жизнь молодая?
         -  Разве это тебе интересно, Люциус? Светская болтовня, -  отрезал Марти. Голос его был звонок, но сиплость заядлого курильщика уже начинала давать о себе знать. -  Переходи к делу, не люблю пустопорожних речей.
         -  Что-то ты поделывал последний раз в Лютном переулке? Покупал шкурки бумсланга для очередного обортного зелья? -  Люциус язвил. -  Без него девушки не любят?
         -  Какое тебе дело до моей личной жизни! -  рассвирипел Марти, даже не пытаясь сдерживать гнев. -  Я такой же мужчина, как и ты, хотя знаю гораздо больше женских тайн в отличие от тебя.
         Марти было легко задеть за живое, от рождения он действительно был девушкой по имени Мэри Сью. Магическое, равно как и магловское сообщество относилось к нему с подозрением, но обнищавший Малфой и сам последние 6 лет был не в чести. С Мартином (а Мэри, говорившая о себе в мужском лице, несмотря на сопротивление, приучила всех своих собеседников называть себя «он») он познакомился в Лютном переулке, когда тому не было еще 17-ти, хотя помнил девочку пятилетнюю Мэри еще в белом платьице, с кружевным зонтиком и огромным бантом на голове. Ее родители были одними из самых талантливых его компаньонов по торговой сети недвижимостью «Малыфой Инкорпорейтед», но дочь еще на средних курсах Хогвартса понесло вкривь и вкось. Видимо, бесконечные сплетни и пересуды в девчоночьей спальне Слизерина, где обмусоливалось все, начиная от месячных и кончая сплетнями о свиданках и флиртах моментально остопротивели строптивой девушке-подростку, и на свет появился окусливый сквернослов Марти, сорвиглова, курильщик, и хулиган, регулярно избивавший метлой малышню обоих полов в промежутках между тренировками по квиддичу. Мэри-Марти не раз грозились отчислить из школы, но за нее вступался капитан команды Слизерина, как за сноровистого загонщика с хорошо поставленным ударом. Родители Мэри обещали ей прекрасное будущее, если она выкинет эту ребяческую дурь из головы, но быть мужчиной ей оказалось дороже. Ради этого, Мэри-Марти переселился в заброшенный дом каких-то престарелых родственников, которые на этом свете не зажились, постоянно шлялся в Лютном переулке в компании воришек, жуликов и просто шпаны. Единственное светлое и разумное, к чему удалось пристроить эту оторву, оказалась конная школа, при которой Марти за дополнительную плату еще и преподавал фехтование на нелегальной основе. Удар этой «девушки» мог стоить перелома черепа, и изводить ее по поводу гендреной принадлежности мало кто отваживался, разве что трусливо прячась под щитовыми чарами. Малфой в свое время держал этого проходимца под опекой, но теперь почти сравнялся с ним по статусу в обществе, и они могли разговаривать почти на равных.
         -  Марти, Марти, не кипятись, -  покровительственно улыбнулся Малфой. -  Даже собственная жена не пускает меня на порог, что тут говорить о делах более интимных. Меня правда интересует, как идут дела на твоем любовном фронте.
         -  Без задней мысли ты и шагу не ступишь, -  фыркнул Марти. -  Выкладывай начистоту, чего тебе надо узнать?
         -  Говорят, ты был… хм… близко знаком с Бетти Лестранж?
         -  С Беллатрикс? Ничего общего…
         -  Ты не понял, я говорю о ее дочери, Бетельгейзе. Ну или Беатрис Розье, если тебе угодно.
         - Тебе наговорили, будто это моя любовница? - горько усмехнулся Марти, и смутился, как третьекурсник. ?  После смерти Барти Крауча-младшего она, конечно, долго горевала…
         -  Откуда тебе-то знать, в десять лет…
         -  Когда мы познакомились, мне было уже 17. Беатрис - 24.. Да и теперь если честно, она все еще старая дева. Или вдовствующая особа, кому как больше нравится…
         Малфой точно нащупал конек Мартина, о котором тот мог несдержно болтать. Впрочем, чего тут было выщупывать: про этот роман ходили слухи, которые в основном состояли из пьяной брехни самого Марти в Лютном переулке да Кабаньей Голове в Хогсмиде.
         -  Я как мог предлагал свою поддержку, но как только дело запахло койкой, Беатрис отшила меня по первое число.
         «Еще бы, идиот -   ты фактически только что появился на свет.» Малфой тотчас же пожалел о подуманном, Марти был неплохим легилиментом.
         -  Ну что же ты, не догадался всего-то расковырять всего одну могилку на кладбище Литтл-Хэнглтона, да наварить себе хорошего оборотного зелья? -  Люциус усмехнулся, отдавая дань доброй мужицкой иронии.
         -  Ага, чтоб потом выглядеть как мертвец семилетней выдержки? -  парировал Марти. - Хватит того, что я ей втрюхивал старый облезлый хогвартский стул из кабинета мракоборья, стащенный вашим Драко на спор с Креббом и Гойлом. Дескать, Барти трансфигурировал стул в себя, поцелованного дементором, а себя, наоборот, в стул…
         -  И сколько же Бетти с тобой не разговаривала?
         -  Не здоровалась около года. Потом простила. Хотя рухлядь эту забрала. 
         -  Видать на память о любимом Хогвартсе, -  прихохотнул Малфой. -  А что поделывает моя Айрин?
         Малфой был осведомлен только о ее свадьбе с Ником Доннованом. После того Рина немедленно умотала к мужу в Южную Америку, где тот обстряпывал свои ковбойские делишки вместе с дружком Джерри. Вернулись они не так давно с пятилетней дочерью. Однако обрушившиеся старые семейные связи передавали информацию с перебоями.
         -  Ник достукался. Его изловили авроры и, кажется, пытали Круциатусом.
         -  Он погиб?
         -  Нет, жив, если это можно назвать жизнью. Он парализован ниже пояса.
         -  Ну и ты, естественно, решил этим воспользоваться? -  не удержался от остроты Люциус.
         Марти еще раз, теперь уже едва заметно, сверкнул глазами, но уклончиво ответил:
         -  Мужчина остается мужчиной до тех пор, пока у него уцелел хоть один палец… И этим пальцем он может написать стихотворение для любимой…- предупредительно подставил благостную фразу Мартин, опережая дальнейшие издевки Люциуса. -  Хватит, мне надоело. Мне некогда.
         Марти погасил связь и пропал из горящего камина. Малфой, не оборачиваясь внутрь кухни, неторопливо ронял слова в пространство:
         -  Ну да, счас пойдет, вырвет клок волос у какого-нибудь обормота-сифилитика, и пойдет на блядки. Не понимаю, как он может то и дело глотать эту тошнотворную горечь. Так недолго и печенку себе подсадить.
         - А тебе ее придется пить, друг мой, -  Горан протянул ему через плечо клок курчавых волос. Малфой хотел выкинуть ее в камин, но медлил. После любого разговора с Марти на него находила если не экзистенциальная тоска, то тягучее недоумение. А молдаванин тем временем поучал: ? Если ты хочешь заменить меня на стройке, изволь.
         - С чего это, милейший? -  вяло возмущался Люциус.
         -  Да с того, что мы и правда летим в Армению, вместе с Цахик.
         -  Вот так новости, -  пробормотал Малфой и зажал клок волос в кулаке. -  Пойду-ка Нарциссу повидаю, однако.
         -  Во-во, трахни ее хорошенько на дорожку.

         .. Герман тоже испытывал страшную растерянность, оставшись один на один с объектом своего обожания. Одно дело, что он появлялся к нему на полтора часа, где все внимание доставалось исключительно ему... Тот факт, что они уже провели вместе уже почти 2 дня, тоже был малоутешительным, потому как каждый из них со своей стороны защищался присутствием близкого друга и маской иронии и дружелюбия. В отсутствие защиты у этих двоих, находящихся по разные стороны социально-иерархического статуса, неизбежно должно было проступить истиное лицо. Герман стыдился собственных бытовых недостатков, что говорить о том, как неловко было бы увидеть их у якобы безгрешного Ефремова. Впрочем, опыт показал, что соседом Иван Львович оказался вполне приемлемым: храпел негромко, руки после туалета мыл, а про отвратительную привычку врача ковырять в носу уголком носового платка Гера знал и раньше, даже с удовольствием перенял, ибо хронический насморк мучил обоих. Гораздо больше угнетало то что на него, бедного психа Соболевского, запутавшегося в собственных проблемах, могли взвалиться и ефремовские, за которые он был вынужден нести двойную ответственность: серьезное, несыгранное непонимание ситуации ввиду незнакомости мира и движущих сил, в нем действовавших. Как быть, если Иван попросит совета именно у него, потому что больше не у кого? Дружелюбно-покровительственный тон повадок Ефремова преобразился в жесткую хмурость, даже некоторую озлобленность. Еще бы, наконец-то отдохнул после фантасмагорической свистопляски перелета, пленения и допроса, плюс синдром отмены в отсутствие любимого допинга. Герман тоже опмнился, что курево кончилось еще вчера, а за треволнениями он даже забыл об этом. Как бы сейчас хорошо было бы запереться в туалете, нервно покуривая, и старательно делать вид, будто не замечает соседа по камере, на что, собственно, и уходили все моральные силы. До того сильно было желание изгнать постороннего из своего личного пространства. Герман пробовал закрываться в балдахине и читать мобильник, но чтение на ум не шло, скопившаяся на карточке музыка и вовсе не соответствовала ситуации, а игры надоели до смерти. Разве что помолиться под аудиосуфляж записи с голосом Гургена, где тот читал по-армянски "Отче наш".
         -- Вот оно как люди себя чувствуют, когда вы их на 45 дней под замок отправляете!.. -- в сердцах буркнул Гера.
         Хорошо, что они поселились в комнате для гостей, а не в лазарете мадам Помфри, как они первоначально планировали. Тогда бы ассоциация была бы полной.
         Ефремов благородно пропустил гол, чтобы не накалять обстановки, даже в таком настроении его не покинул природный такт. Действуя с оглядкой, Иван все равно привычно расчехлил дудук (хорошо, что колдунья-директриса его не конфисковала, сочтя обычным музыкальным инструментом) и начал традиционную утреннюю распевку. Видно было, что ему тоже трудно сосредоточиться: музыкальную фразу он начинал, сбивался и повторял заново. Очень быстро он бросил это занятие, отложил дудук и откинулся навзничь, придерживая виски распяленными пальцами.
         -- Герка, открой окошко, башка трещит, -- как можно суше попросил Иван.
         Герман укутался в одеяло с покрывалом и поплелся к ставням. Колдовства не получисось, пришлось корячиться вручную. На окне были резные решетки, заблокированные замком и мощным запирающим заклятием. Просунул руку с мобилой и попытался пройти в wap-версию своего форума-блога. Экран показывал вчерашнюю радость. То ли Валец действительно затеял очередной свинорой, либо заклятие распространялось еще и поверх окон на десятки сантиметров. 
         -- ...у тебя аптечка есть, я знаю, -- гудел Ефремов из своего одеяльного кокона.
         Герман дернулся, прибив палец о решетку и едва не выронив телефон, и с демонстративной небрежностью, маскируя услужливость, побрел к рюкзаку...
         ...Так они и провалялись до самого обеда, тупо пялясь в потолки кроватей и выкидывая в пустоту отрывочные фразы. Вместо Хагрида пришел Невилл. Сказал, что лесника они отправили спать еще утром, так что пусть он хоть сугробы под яблонями окучивает. Герман запросил папирос или трубку, смотря что уж там волшебники курят, а Ефремов -- кофе или зелья от головной боли.
         -- Когда голова болит, это нехорошо... У нашего Поттера она семь лет болела, всю школу...
         -- А сейчас не болит? -- поинтересовался Герман. -- Ну вот за этот последний десяток лет? 
         -- Не, у него сейчас от другого болит... -- понимающе усмехнулся Лонгботтом, и переключился на Ефремова: -- Мистер Джон, помимо боли вы еще чего-нибудь чувствовали? Видения, воспоминанимя, сны...
         Герман хихикнул: наконец-то психотерапевту самому учинили хороший диагностический допрос. Иван Львович замялся, взвешивая важность еще не сказанного, и буркнул:
         -- Так, херня, бабушка вспомнилась. Я всегда, когда ей в глаза смотрел... даже на фото... по вискам шарахает... Давление у меня низкое, вот что, -- заключил он. -- Кофе надо.
         "Тут одним кофием не обойдешься. Смахивает на легилименцию." -- подумал Гера и выжидающе взглянул на Невилла. Тот понимающе кивнул и продолжил:
         -- Она была в образе человека или птицы?
         -- А, и так, и сяк. Кофе неси.
         -- А еще вы кого-нибудь видели?
         -- А кого я еще должен видеть? Вольдеморта?! Я даже не знаю, как он выглядит...
         -- Мистер Джон, у нас его именем не разбрасыаются. Мне, конечно, безразлично, но... Если вы собрались вести школьную головологию, постарайтесь забыть это слово. Дети привыкли слышать его имя вроде Неназываемый, Тот-Кого-Нельзя-Называть или Сам-Знаешь-Кто. И меж собой тоже старайтесь не называть его имени, лучше дайте прозвище.
         -- У нас его Волдиком зовут, -- предложил Гера.
         -- Уж лучше -- Волька. Был в наше время один колдун ибн Хоттаб... а это его друг, -- смягчился Иван.
         -- Колдун-мусульманин? -- обеспокоился Невилл.
         -- Да нет, не было его, он выдуманный... -- успокоил Гера. -- Я его тоже знаю, читал.
         Невилл просидел с заключенными гостями весь обед, сначала жалуясь на долготерпение Минервы, старательно рассуждая о том телепатической связи Поттера с Вольдемортом, особенно замучившей ученика начиная где-то с четвертого курса. А уж на седьмом году обучения парню перестала помогать всякая окклюменция и тот был вынужден глотать Ментальный Щит да угомон-леденцы, чтобы хотя бы поспать без кошмаров. Однако Щит под конец помогать тоже перестал,  и на Поттера взвалилось заклятье Империус. которое довело его даже до недельной госпитализации в клинику св. Мунго.
         От горячего кофе Ефремов расчихался и принялся шумно сморкаться в салфетку, проклиная зиму, холод, ночные путешествия и проклятые пыльные пологи кроватей, из-за которых приходится растворять огромные стрельчатые окна.
         -- Почему у нас тут нет камина? -- любопытничал Гера.
         -- Тут... батареи центрального отопления. Вода же горячая есть. Вот и приходится батареи держать, камин же нельзя -- вдруг вы по каминной связи с кем наладитесь, да с летучим порохом скипите куда-нибудь...
-- А каминная связь нам не нужна, мы и так ее держим, как руку на пульсе... -- вкусно чавкая, приосанился Ефремов.
         И тут, будто в подтверждение его слов раздался звонок, "Ливинг а вида лёка" Бандераса. Иван схватился за трубу
         -- Да, Джека, слушаю тебя внимательно... Что нового?.. как машина... ящик с инструментами?! Вот сучок!!!... а резина?... ладно, хоть это хорошо. А что дома?
         Чирикающая трубка на несколько секунд замолчала, Джек мялся.
         -- Что??? Сусаник?! нет, что правда что ли?... Нет, Джека, ты это действительно есть или оно кажется?... пух? на ногах??? черный пух неизвестной птицы??? ты ей что, сукин сын, под халат заглядывал?!!! 
         Ефремов с треском вырубил связь и свирепо набросился на Германа. Парень едва не подавился от удара в лицо, хорошо еще успел выплюнуть непрожеванный кусок. Иван Львович насел на своего пациента верхом и мутузил его кулаками по чем попало, пока они оба не опрокинулись со стулом. Потом схватил парня за уши и начал прикладывать затылком об резное изголовье стула.
         -- Скотина сраная!... ты мне семью разрушил своим Хогварсом!... Жена к матери ушла, вместе с дочкой!.. ты мне за это заплатишь!... и еще у меня теперь рога вырастут! Уже выросли...
         Герман что-то нечленораздельно верещал и отплевывался кровавыми соплями, текшими с усов на рот. Он чувтвовал, как его вот-вот стошнит. Невилл, оторопевший от неожиданности и стремительности драки, наконец сообразил пустить в драчунов остолбеняющее заклятие Стюпефай, но то ли он паршиво прицелился, то ли оба были донельзя взвинчены, так что подействовал только Петрификус тоталус. Когда рев Ефремова затих, только ненавидящие черные очи сверкали на побагровевшем лице, Невилл подхватил скорчившуюся фигуру и левитировал ее на кровать. Германа, наблевавшего на себя и пол, он стал поднимать руками. При виде лужи блевотины, Герман продолжал надрывно кашлять и разбрызгивать кровь в стороны.
         -- Вот тебе и заклятие фиделис... -- бормотал он, утираясь рукой.
         Невилл поспешил очистить неприглядные пятна. Несмотря на то, что профессор МакГонагалл еще не дала разрешения на разблокировку изолятора, декан Гриффиндора принял решение отвести парня к Мадам Помфри. Трясущийся Соболевский выудил из кармана блистер успокоительных, отправил пару таблеток в рот, а остальное всучил хогвартсчанину.
         -- Сука... пусть подавится... угомон-пилюли... -- слова звучали как оскорбления, будто Иван Львович сделался таким же обыкновенным психом, как и он сам.
         
         Удостоверившись, что школьный колдофельдшер оказала пострадавшему первую помощь (ах, как жаль, молодой человек поскользнулся на кафеле в туалате, да, прямо лицом на унитаз...), профессор Лонгботтом без колебаний направился в директорский кабинет. Миссис МакГонагалл сидела за письменным столом, как всегда подтянутая и причесанная, однако последствия бессонной ночи отражались на ее лице набухшими мешками под глазами. Глаза ее остервененло впивались в экран ноутбука, над которым стоял серебристый пар, и волшебная палочки изредка дирижировала происходящим. молодой декан коротко поздоровался, и без лишних слов перешел к делу:
         -- Госпожа директор, я требую, чтобы вы сняли магическую защиту с гостевой комнаты. Или хотя бы разрешили свободные перемещения заключенных.
         -- Боюсь, Невилл, это невозможно. Пока я не изучу их документы до конца, я не имею права вмешиваться в ход событий.
         Лонгботтом рассчитвал на то, что колдунья, принимавшая решения со взвешенным запозданием, все-таки в конце концов согласится, но даст фору смывшейся и скрывающеейся паре друзей, дабы они могли вернуться обратно.
         -- Неужели вы не знаете о том, что держать скопление мужчин в замкнутом помещении небезопасно для них же самих. Возьмите хотя бы факультетские спальни мальчиков. Сколько драк происходит там при всем при том, что ребята имеют свободный вход и выход.
         -- Не менее безобразные драки происходят и в спальнях девочек, -- подчеркнуто сухо отчеканила Минерва. -- Добрую сотню лет назад меня поколачивали за всезнайство.
         -- Боюсь, что тут немного другое: максимум, что может сделать девушка -- это вырвать соседке клок волос. 
         -- Вспомните слизеринку Мэри Сью, это была настоящая оторва. Однокашницы приходили на уроки с синяками, а то и не приходили вовсе.
         -- Мэри была парнем в девичьем теле, мэм. Магглы называют это транссексуализмом, а мадам Помфри -- перверсией. 
         -- Когда ты только стал маггловедом почище мистера Артура?
         -- Я стараюсь поддерживать контакт с заключенными, следить за порядком...
         -- Вы рискуете, юноша... - невесело покачала головой профессор МакГонагалл.
         -- Вы тоже рискуете. Здоровьем. -- Невилл изящно потянулся и прихлопнул крышку ноутбука, неожиданно напомнив самому себе свое же собственное страшилища, профессора Снейпа. -- Вы не спите уже полтора дня. В вашем возрасте это небезопасно. 
         -- Ты прав, Невилл. -- Госпожа директор согнула руки в локтях и расправила лопатки. Спина хрустнула. Едва подавив невольный зевок, волшебница переключила расфокусированный взгляд на гриффиндорца, стараясь придать глазам выражение четкости. -- Эта саркастическая хамка Роулинг понаписала столько дряни... никогда не думала, что... то есть, я всегда находилась на стороне Гарри!
         Железная леди держалась с некоторым стариковским апломбом.
         -- ... В том, что это не Скитер, я не сомневаюсь. Она бы не стала поливать дерьмом самоё себя. Но кто? Кто-то очевидно близкий Поттеру.
         -- Мисс Грейнджер, то есть молодая миссис Уизли? -- улыбнулся Невилл.
         -- Я подумаю над вашим предложением, -- резко сменила тему директриса. -- Молодых людей...
         -- ...мы выселим в хижину Хагрида. Только великан сможет справиться с парой физически здоровых парней. Мистера Джона и мистера Джека надо держать под строжайшей магической защитой. Они слабее. И проблемы среднего возраста, и маггловская беспомощность.
         -- И все-таки я не могу понять, как это магглы смогли оседлать метлу, пробраться на территорию Хогвартса и создать Патронуса.
         -- Значит, среди русских тоже много людей с магическим даром. Полагаю, мэм, -- Невилл выдержал вежливую паузу и потупился: -- в России надо организовывать магическое сообщество. Как в Болгарии. Это же такие же славянские народы, как и мы с немцами -- англосаксы.
         -- Давайте подумаем до завтра, -- зевнула Минерва и заново вперилась в экран.
         "Ну не иначе, как книга заколдованная черными чарами. Эдак она будет до конца жизни ее читать", -- полушутя подумал про себя Невилл, выходя из кабинета.
Хорошо, что Гера успел сохранить себе и Гургену номер Джека. Едва почувствовав себя лучше, он поспешил связаться с другом Ефремова и настоятельно призвал его к возвращению. Конечно, он испытывал обиду на обоих, но судьба весьма неплохой кожаной куртки волновала его сильнее. Джек рассказал, что из-за этих двух курток (гериной и ванькиной) его едва не забрали в милицию, и что ему едва удалось выкрутиться, сказав, что эти вещи он везет на приемный пункт гуманитарной помощи для инвалидов. И добавил, что на Измайловскую он больше ни ногой, так как у него и так состоялся непростой разговор с охранником.
По настоянию Геры Джек вышел в наконец заработавший Ассамблеум и под чутким же его руководством трансгрессировал на ворота Хогвартса. Правда, Рубеус Хагрид едва не свинтился с катушек, когда сначала обнаружил неосторожно неприкрытое  падение Джека с ворот. Добродушный дядька громыхал едва ли не до кондрашки, припоминая 1998-й год и ужас-ментального паразита террастру, нарушившую антитрансгрессионную защиту пансионата. Притом до чертиков перепугал бизнесмена, в подробностях расписав огромного, с корову, нетопыря, с жуткими химически-зелёнымиглазами.

    СМС 9. Лето 2008 от рождества Христова.
                                                                       
                                                                       
         

         Герке пришлось проследовать тем же окольным путём, чтобы забрать, собственно, ценную вещь  оказаться дома. Половина новогодних торжеств прошла тихо и спокоино, Соболевский на ночь сматывался домой, чтобы не вызывать беспокойства у родных, а с утра появлялся в лазарете Хога. От Поппи Помфри он узнал, что теперь он переселён к Хагриду. Гурген, появлявшийся на трое суток, тоже был доволен жизнью: гостевая комната клиники ему остопротивела, да и заточение в гостевой Хога тоже внушало мало радости. 
         Герман по первости обрадовался как дитя, что может спокойно есть в Большом зале, но быстро сообразил, что не так уж это и уютно вести пересуды при каком-то количестве праздошатающихся школьников и одиночных преподавателей. К тому же потергейст Пивз взялся оттачивать на парне свое остроумие, каждый раз забрасывая ему в чай или кофе всевкусный леденец от Берти Ботс, притом обязательно со вкусам какой-нибудь гадости типа селедки. Все-таки в изоляторе было гораздо интимнее, да и надо было потихоньку учить Ивана Львовича заклинаниям. 
         Ведьма-директриса вернула ноут (Невилл сообразил перенести информацию из компьютера в директорский дубльдум), но Иван тосковал о семье. Вместе с курткой к нему вернулась и записная книжка, где дублировались номера членов семьи, но воспользоваться телефоном он не позволял самому себе. Герман мог понять сие состояние только теоретически, ибо не то что жены, даже постоянной девушки у него не было - собственно, это и послужило красной нитью посещения психологической группы. Как Ванька сорвался на Джеку, и на чём они помирились, он не знал, да и не ахти как хотел вмешиваться. Главное, присутствие ровесника на Львовиче сказывалось весьма позитивно -- врач смущённо извинился перед постоянным клиентом. Отныне можно было считать, что отношения вышли на паритетный уровень без напускной строгости (которая, кстати, вызывала только улыбку с обеих сторон), хотя и не без оттенка отеческой покровительственности.  
         Ефремова мучили кошмары про жену и Герман с Невиллом ломали голову над их причиной -- стресс или вторжение в сознание. Герман склонялся к первому варианту, ибо Ментальный щит не очень-то помогал. К тому же Ефремов был сторонником осторожного приема всяческих лекарств, особенно колдопсихотропных, а потому держал факон на широком подоконнике, где у него образовался филиал холодильника.  Он грустил и ждал окончания вынужденных каникул, чтобы выйти из Хога под защитой неведомого ему профессора Снейпа. Разве что Герка едва ли не визжал от раздости, расписывая его достоинства и недостатки, а Невилл усмехался под нос,  живописуя учительский терроризм на уроках зельеделия. Судя по всему, Снейп погиб 10 лет назад, а по сему о нем неправдоподобно скучали, но ребята клятвенно заверяли, что его можно возродить. Старика Дамблдора возродить не удалось, зато Герка при помощи Невилла ухитрился переснять его портрет в кабинете. Впрочем, и в фотографии был какой-то фокус: она шевелилась, а чаще всего изображение и вовсе надолго пропадало, оставляя пустую золотистую раму. Судя по всему, Герка его обожал до упаду, ибо после этой пересъемки он явился нескрываемо разрумянненный.
         Миссис МакГонагалл, глядя на шебутящуюся пятерку огорченно думала, что ее любимый подчиенный впал в дество, затеяв очередной очевидный ребяческий заговор как во времена оные. Однако так же как и в те времена, ее в эти дела практически не посвящали. Альбус снова затеял какую-то большую игру, на этот раз чудачество с маглами... Воспрепятствовать воле истинного директора (а за 11 лет со смерти Альбуса она считала себя лишь первым заместителем по учебной части) она не могла, но и пустить все на самотек было бы неразумно. Оставась лишь воспользоваться своим даром анимагии или даже использовать оборотное зелье, чтобы стать сестрой-близнецом завхозовой кошки. Однако использовать генетический материал животных было рискованно для здоровья. Впрочем, для начала надо было проверить слух о том, что кошка Филча -- это на самом деле его сестра Элизабет. Никто, правда, не видал ее в человеческом виде, но кошкино долгожительство наводило на подозрение. Впрочем, когда-то в 93-году кошка подверглась окаменяющему взгляду василиска и была реанимирована экстрактом из корня мандрагоры, что могло послужить увеличению продолжительности кошачьей жизни. Возможно, сварливый Аргус вообще насел на мягкотелого Невилла и сосет из него эту мандрагору постоянно, чтоб продлить жизнь единственного на земле существа, которое любит его слепо и безоговорочно.
         Кентавр Флоренц, в свое время деливший ставку с идиоткой Трелони, намекал, что у него может появиться новый совместитель и вообще вся жизнь в Хогвартсе круто изменится. Вот уж чего-чего, а радикальных изменений в школе Минерва боялась пуще всего.